– Сам не наделай, Марсик.
Я промолчал.
Светка поднялась с койки, зашла в угол и села на пол.
– Ладно, Марсик, поговорили – и хватит. Открывай.
– Зачем? Нам и здесь хорошо.
– Сегодня прекрасная ночь, погуляем?
– Нам и здесь хорошо.
– Открывай.
В голосе Валерика послышалось нетерпение. Сейчас начнут ломать. Минут через пять. А пусть.
– Сегодня особый день, – уговаривал Валерик. – Ты про это знаешь.
– Про что я знаю?
Решил всё-таки тянуть время. А вдруг… Не знаю, что вдруг. Но облегчать им жизнь я не собирался.
– Марсик, про это все знают. С первого дня знают. Только признаться себе боятся. Ты спроси у Светланы, она тебе скажет.
– Вали отсюда, дурачок, – сказал я. – Пока я не разозлился.
Я пнул железный ящик, изобразил как бы ярость.
– Зачем весь этот гром? – усмехнулся Валерик. – Сопротивление только всё ухудшит. Вы попались, Марс. Отсюда некуда бежать, вы в ловушке. Даже в окно не выпрыгнуть…
Я рванул к окну, выглянул. Пустырь перед больницей был заполнен людьми. Они стояли и ждали. Луна светила им в спину, и в нашу сторону тянулись длинные тени.
– Убедился? – с ехидцей спросил Валерик. – Некуда бежать, некуда.
Некуда, это точно. Надо было бежать вчера с вечера, как только тут оказались. Угнать машину. Или автобус. Или… Уперлись бы в реку.
– Ты зря так беспокоишься, – сказал Валерик. – Тебе, Марсик, ничто не грозит, не переживай, ты нам не нужен. Нам Светлана нужна. Очень нужна.
Не сбежать. Никак. Стены толстые, в потолке люка нет, в полу нет, спрыгнуть… Внизу ждут.
– Светлана, она чудесная, ты же знаешь. Она и мне с первого раза понравилась. Я сразу понял, почему он выбрал именно её… Знаешь, я принёс целых трёх мишек, ей же нравятся мишки. Одного голубого, двух розовых. Света, тебе какие больше понравились?!
– Заткнись! – не выдержал я. – Заткнись!
– Я буду помнить тебя, Светка! Мы все будем тебя помнить!
– Замолчи!
– Не бойся, это не больно… наверное…
Он снова засмеялся, и я с трудом сдержал себя, чтобы не откинуть этот медицинский гроб, не вырвать дверь и не вцепиться этому гаду в горло.
– Ты только сиди спокойно, Марсик, не дёргайся, и всё будет ровненько. Правда, Столет?
Снова скрежещущий звук.
– Ровненькой будет твоя могила, – пообещал я.
Валерик самоуверенно расхохотался. И кто-то хрюкнул ещё, видимо, Столетов.
– Ой, Валер, извини, – сказал я. – У тебя никакой могилы не останется, только пепел. Я смешаю его с навозом…
– Ты боишься, – перебил Валерик. – Боишься, от этого все твои жалкие, ничего не стоящие угрозы. А ты, Светлана, не бойся. Уже можно не бояться, ты готова…
Это всё мне стало надоедать.
– Это судьба, Светлана, это судьба. Твоя судьба…
Я снова пнул шкаф.
– Так всегда было! – бешено шептал Валера за дверью. – Всегда-всегда, ещё при моём прадеде, ещё раньше, на старом месте. Раз в несколько лет…
Раз в несколько лет.
Он спит. А люди живут в его садах, счастливо и богато, строят дома и пашут поля. Но постепенно время берёт своё – и сады дряхлеют. Их жрёт тля, деревья кривятся и сохнут, и вместо сочных яблок рождается горечь и дичок. Поля зарастают, спорынья и древоточцы получают силу, портят посевы и портят кровь, ремесло остывает в руках, и нужен новый вздох, новая кровь. И тогда люди строят мост на другой берег, а он выбирает того, кто достоин по нему пройти. В этот раз он выбрал тебя, тебя, Светлана.
Я опять поглядел на Светку. Она сидела, забившись в угол, только смотрела бешеными от ужаса глазами.
– Но почему её? – спросил я.
– Никто не знает почему – ему виднее, – ответил Валерик. – На неё просыпались белые перья, и она их подняла. Но я думаю, она просто вкусненькая…
Он засмеялся.
– Он любит нежное мяско, – хихикал Валерик. – Он никогда не забирает старых, вонючих и жёстких, только молочных поросят, только мягоньких…
– Кто «он»?! – перебил я.
– Ты знаешь, кто он. Все знают, все. Только некоторые стараются убедить себя, что его нет. Но он есть. У нас про него знают все. И ты знаешь, только боишься сказать…
– Красноглазый старик.
– И так тоже, – хмыкнул Валерик. – Его видят по-разному, страж водопоя является стаду в разных обличьях…
Страж водопоя. Понятно. Неплохое название, что-что, а названия они придумывать умеют. Хранитель ключей, тёмный мастер, красный жнец, страж водопоя.
– Ладно, страж водопоя… – сказал я. – Пусть сторожит свой водопой, а мы со Светкой тут при чём?
Я понимал, что всё это глупо. Что глупо спорить с этим. Что-то спрашивать у него. Пытаться переубедить. Но спрашивал.
– Вы даже очень при чём. Вы – главные гости на этом празднике…
– Почему? – перебил я.
– Сами виноваты, – ответил Валерик весело. – Зачем сюда заехали?
Это точно. Сами виноваты. Во всех страданиях местных всегда виноваты те, кто приезжает к ним на «Лендровере». И это правда.
– Автотуристы… – презрительно сказал Валерик. – Изучают просторы родины. Болтаются туда-сюда, смотрят…
Понятно. Местные корячатся годами на подержанную «Ниву», а туристы наезжают на своих «Дефендерах» и глядят на местных, как на ходячий навоз. Обидно-с, кипит-с, гроздья гнева-с. А у каждого местного в сарае если не «Сайга», то бензопила точно, ненависть в почках набухших томится. А уж как она томится в печени!
– А вот у нас туристам очень рады, – сказал Валерик. – Очень. Знаешь, Марсик, обычно он выбирал здешних, своих, малосольных. Шесть лет назад соседку мою выбрал, я помню, она мороженое любила. Так весь город ей мороженое таскал, а я так шоколадное! А она сначала не понимала, думала, это ей за просто так, радовалась, скакала. А как поняла, так стала грустной-грустной…
Валерик снова расхохотался. Постучал в дверь. Тут-тук, тук-тук.
В этот момент я удержался с трудом.
– Плакала, – с удовольствием сказал Валерик. – Пряталась, убегала. И мороженое ей уже не нравилось.
– И никто не был против? – негромко спросил я. – А как же родители? Они… Они как?
– У неё сестра была старшая, – ответил через дверь Валерик. – У сестры этой пиелонефрит, одной ногой в могиле стояла, а папка с мамкой в ней души не чаяли. И выздоровела! Как новенькая сделалась, на лыжах бегает, никакой недостаточности. А как её отец коттеджи рубит?! Как бог, в очередь к нему за полгода записываются. По всей стране ездит. Каждый год в Испанию семьёй летают отдыхать, машину раз в три года меняют, всё по плану. А взамен старой девчонки новую народили – тоже мороженое любит, только уже дынное!
Валерик хохотал. И Столетов ухал, ему тоже, кажется, было смешно. А мне первый раз в жизни хотелось убить человека. Двух человеков. Может, больше. Вот взять и убить, с удовольствием, и никогда потом угрызений совести не испытывать. Потому что именно тогда я понял, что не все те люди, что умеют ходить на двух ногах и разговаривать.
– А какие в тот год урожаи были! – продолжал рассказывать Валерик. – Фермеры по всему району приподнялись, торговля пошла, льняной заводик подняли. И грибов понаросло, семь грибоварен
