— Ах, э-это, — протянула моя собеседница, стряхивая нарубленную морковь в неизвестно откуда взявшийся казанок. — А крайний, как всегда, Майлиус. Локкурс сам небось в жизни бы не доехал, все норовит гонца послать.
— Майлс не гонец, — невесть с чего обиделась я, — он просто добрый.
— Добрый, добрый, — кивнула женщина, — даже спорить не буду. Но балует он их. Им бы своим умом жить — так нет, все норовят архимагов подключить. Что Майлиуса, что друга его, как там его…
— Элькара, — подсказала я, беря последний клубень.
— Элькара, да. Вот и бегают оба, проблемы решают. Вот и сейчас поехал муженек твой, проблемы там…
Нейя не договорила, прервавшись на полуслове.
— Какие проблемы? — тихо спросила я. Тревога маленьким червячком закопошилась где-то в районе солнечного сплетения.
— Да не бери в голову, — женщина смело махнула рукой с зажатым в ней ножом, — лес не поделили, теперь ругаются. Парламентера требуют. Вот Майлиус и поехал — поговорит, решит… Не волнуйся, не стоит это того.
— А чего вы его Майлиусом называете? — спросила я.
— Так не любит он сокращений. Его Майлсом только Лоен называет и еще человека три. Да еще вот ты… Ох, — внезапно переключилась она на плоды моей работы, — ну ты и начистила! Глазки-то выковыривай! Миску вон на подоконнике возьми.
Я поджала губы, внезапно осознав, что картофельные критерии Майлса были на порядок проще.
Упомянутая посудина действительно нашлась там, где было указано. Набрав в нее воды, я без особого энтузиазма занялась поистине медитативным занятием — выколупыванием глазков у очищенных клубней.
Спустя час все было закончено. На печи исходил паром припорошенный зеленью суп, в углу, накрытая подушками и для верности еще и одеялом, доходила каша с овощами. Вкусно пахло чесноком. Желудок сам по себе выдал кульбит и протяжно заворчал.
— Все! — Нейя быстро развязала передник и по-девичьи беспечно отбросила его в сторону, где он и завис на спинке стула. — Садимся!
— А Лоен? — спросила я, вспоминая, что вроде бы лесничий куда-то собирался.
Женщина тут же подтвердила мою догадку.
— Уехал. Территория у него большая, без надзора не обходится. Только уедет — сразу что-то приключается: то болотники с кикиморами из-за ягоды дерутся, то лешие медведя посередь зимы будят, чтобы, дескать, деревянников урезонить.
Я тихо фыркнула, представив себе внезапную медвежью побудку. Этот смешок не прошел не замеченным хозяйкой.
— Вот и я о чем! — Она жестом остановила встающую меня и сама принялась наполнять глубокие глиняные тарелки. — А Лоен здесь один. Вот и мечется, как между молотом и наковальней. Хорошо что хоть Майлиус приехал, поможет немного.
— Этот поможет, — хмыкнула я, вспоминая уже усвоенную привычку архимага приходить на помощь сирым и убогим.
— Нет, ты не подумай, что он какой-то альтруист, — словно прочла мои мысли женщина, — он справедливый. Но в помощи не откажет.
«Особенно сирым и убогим», — мысленно закончила я фразу, захватывая в плен деревянную ложку.
После обеда я безо всякого энтузиазма поскребла песком и щеткой торжественно врученный мне огромный котел и, повинуясь суровым указаниям хозяйки здешних мест, набросала туда какой-то неизвестной мне травы из запасов лесничего.
— Лоен попросил, пчел брызгать будет, — пояснила Нейя, высыпая в котел серо-бурый порошок из глиняной кринки. — Чтобы размножались лучше и мед слаще был. Любит он пчел своих больше жизни… Лучше бы женился! — торжественно закончила она, беря в руки самую большую ступку из виденных мною.
— А чего не женится? — Я по-быстрому сполоснула руки под медным рукомойником.
— Да понимаешь, не найдет себе по душе-то, — просто сказала женщина, разминая траву с порошком в однородную кашу. — Чтоб и красивая, и хозяйственная, и пчел любила… Уж подумываю на землю подняться, — она кивнула на потолок, — в храм. Богов попросить, чтоб уже решили все в лучшем виде.
— На землю, вы имеете в виду Валигур? — спросила я, не совсем понимая, о чем речь.
— Его, родимого, — кивнула Нейя. — Лет десять там не была. Почитай, с конфликта-то самого. Много хоть изменилось, не скажешь?
— Много, — кивнула я и, уразумев, что моей помощи не требуется, по старинке присела на подоконник. — Дома новые построили, многоэтажные. В портовых городах причалы новые оборудовали.
Женщина на мгновение оторвалась от работы и неожиданно остро взглянула на меня.
— А люди? — Тихий вопрос не сразу дошел до моих ушей.
— Люди… — Я задумалась. Вопрос был сложным и к быстрому ответу не располагал. — Люди, пожалуй, не изменились. Те же проблемы, те же вопросы.
— Ясно, — понурилась Нейя. — Я в принципе и не ожидала. Но надеялась.
Следующий вопрос назрел сам собой.
— А почему вы интересуетесь?
— Да… — Женщина махнула рукой. — Считай, прошлое тянет спросить. Сколько на свете живу, людей насквозь, почитай, вижу — мысли, желания. Оттого и не поднималась в Валигур. Думала, изменится что-то после войны-то. Да где там…
Я вздохнула. Это не укрылось от внимательной хозяйки.
— Знаю, знаю, что тебя терзает.
— Разве? — Я потрясенно уставилась на женщину. Но та лишь улыбнулась и развела руками.
— А что делать-то? Дар у меня такой — людей видеть. Недаром почти полсотни лет на королевской службе состояла. Не при короле, конечно, так — но насмотрелась…
— Разве русалки служат короне? — Вопрос вырвался у меня прежде, чем успела задуматься о его целесообразности.
— Русалки — нет, — покачала головой Нейя, — а вот наяды служили. До определенного момента.
Неожиданное откровение меня поразило. Отринув мешавшие мысли, я впервые посмотрела на женщину внимательно.
— Что, не похожа? — усмехнулась она. — Уж не обессудь. Люди всегда хотят видеть или крылья, или рога.
— Я уже видела, — проигнорировала я отсылку к чертям. — Просто впервые вижу наяду.
— Небось и слышишь тоже впервые. — Женщина присела за стол и приглашающе указала рукой на стул напротив.
— Не впервые, — приняла ее приглашение я и, пользуясь случаем, коротко рассказала о нашей с Майлсом ночевке в русалочьем стане. Не умолчала и о пыльце, и о странной привлекательности пней и коряг.
Женщина выслушала меня с непроницаемым выражением лица и усмехнулась:
— Вот,
