А Нейя слушала. Слушала внимательно, вдумчиво, иногда задавая уместные вопросы и не интересуясь тем, что мне хотелось оставить за кадром. Улыбалась в особо забавных моментах, хмурилась, когда я рассказывала о сложностях, и сохраняла невозмутимое выражение лица, когда речь заходила о Локкурсе и иже с ним.
Наконец слова иссякли. Закончив рассказ нашим прибытием сюда, я сделала глубокий выдох и, увлекшись набором новой порции воздуха, чуть не проворонила вопрос.
Лучше бы проворонила.
— Так ты его любишь?
Я потупилась. Вопрос был откровенным. Слишком откровенным.
— Мне хорошо с ним, — призналась я.
— Поэтому ты не рвешься в Райдос?
— Не только поэтому, — ответила я прямо на терзавший меня вопрос, понимая, что этим самым сдаю себя с потрохами.
— Потому что рядом Марилон?
Воздух в легких внезапно закончился. Тщетно попытавшись не показывать волнения, я исподлобья взглянула на женщину:
— Откуда вы знаете?
Моя собеседница пожала плечами:
— Бурелом не пропускает марилонцев, девочка. Я бы купилась на твои темные волосы и смуглую кожу, если бы не твои глаза. Они ведь у тебя другого цвета, правда?
С трудом проглотив ком в горле, я медленно кивнула.
— Не стоит прятать свое прошлое. Ты не виновата в том, что родилась не там.
Ответить у меня так и не получилось — губы предательски задрожали, по щекам полилось что-то горячее, и, не в силах больше сдерживаться, я уронила голову на руки и разрыдалась.
Плакала я долго. Со шмыганьем носом, завываниями и всем тем, что так не рекомендовано демонстрировать девушкам, желающим удачно выйти замуж. Где-то на середине процесса, когда я устала выводить рулады и перешла на более удобные с точки экономии энергии всхлипы, Нейя пересела на мою лавку и, мягко обняв, привлекла меня к себе. Повинуясь нежданной ласке, я вновь включила сирену на полную громкость и успокаиваться начала лишь тогда, когда поняла, что мне нечем дышать.
— Ну полно тебе, — мягко увещевала Нейя, поглаживая меня по плечу, — не стоит плакать. Все уже позади. Все закончилось.
— Не закончилось, — еле выговорила я сквозь слезы, — ничего не закончилось. Я хочу уехать и забыть все, как страшный сон! И свадьбу эту, и… и все! — решительно закончила, вытирая ладонями залитое слезами лицо.
— Не хочешь, — едва слышно сообщила мне женщина, — совсем не хочешь.
Нейя была абсолютно не права, но спорить, на удивление, не хотелось. На смену слезам и полному раздраю пришло странное ощущение расслабленности. Шмыгнув носом, я окончательно притихла.
— Он не должен узнать, — проговорила напоследок, — вообще не должен.
— А ты думаешь, он не знает? — Хрупкая рука женщины нежно провела по моим волосам. — Он ведь не дурак, милая.
— Не дурак, — покачала я головой. — Но ведь я спрашивала… про Бурелом.
— Мало ли что ты спрашивала, — мягко улыбнулась наяда. И неожиданно предложила: — Знаешь, а иди-ка ты спать! Отдохнешь, успокоишься. Обещаю рано не будить, — озорно подмигнула она мне.
Против такого соблазнительного предложения я устоять не смогла.
Уже в комнате, обнаружив на комоде небольшое зеркало в медной оправе, я при свете керосиновой лампы изучила свое отражение. Да уж, раскрасавица хоть куда: глаза опухли, вместо носа — бесформенная картошка. Припухшие губы и всклокоченные волосы довершали картину.
Нет уж, так дело не пойдет.
Всхлипнув напоследок, я решительно потянулась к своей сумке.
Большой деревянный гребень, который я с маниакальным упорством таскала с собой, нашелся в боковом кармане. Я не доставала его со времен Майкорса — с тех самых пор, как неосмотрительно решилась нагадить своей профессией в городе, где обрела дом и какое-то подобие семьи.
Ладно, чего уж там.
Приведя в порядок свою условно колосистую гриву, я посетила душевую комнату и, наклонившись, закопошилась в собственных вещах. Первую ночь в нормальных условиях я намеревалась провести, как и все порядочные люди, в кровати — желательно облачившись при этом в подобающее одеяние.
Ночная рубашка, не пойми почему путешествующая со мной, обнаружилась на самом дне сумки, решительно зажатая сменными штанами с одной стороны и сменными же носками — с другой. Под всем этим великолепием лежали приснопамятные красные порты, так приглянувшиеся Керлу.
Эх, Керл, Керл, как ты там? Небось пьешь пиво в уютном зале трактира и даже не подозреваешь, в какой ситуации находится твоя верная соратница. Издав особо жалостливый вздох, я потянула на себя рубашку… и замерла, нащупав под тонкой тканью что-то еще.
Я никогда не страдала отсутствием любопытства. Скорее это был мой бич, благодаря которому мне удавалось регулярно влипать в неприятности. Да что там говорить — даже этим необычным путешествием я целиком и полностью была обязана своему любопытству. Наверное, именно поэтому, вместо того чтобы выпустить из рук что-то мелкое и твердое, я решительно извлекла его на свет божий.
Серебристый ободок, украшенный небольшим зеленым камнем, торжественно сделал мне «привет» ручкой: на моей ладони, тускло посверкивая в слабом свете керосиновой лампы, лежало обручальное кольцо Орнессы.
Я не знаю, сколько времени я безбожно потеряла, стоя и бездумно пялясь на неожиданную находку. Странно, что кольцо все это время было со мной — во время многочисленных ночевок и вытряхивания из сумки всего подряд оно рисковало быть потерянным, забытым и даже украденным. Но это коварное украшение выждало самый неподходящий для появления момент, чтобы все-таки попасться мне на глаза.
Повертев кольцо в пальцах, я не удержалась — поднесла его ближе к мятущемуся огоньку лампы и все же решилась хорошенько рассмотреть.
В храме мне казалось, что камень был больше. Хотя с похмелья и не такое привидится. Аккуратный одинокий кристалл был заточен в серебряную темницу в суровой защите четырех лапок-зажимов. Внутри камня клубился непонятный дымок. Что это такое? А хрен поймешь этих архимагов! У них вон даже багаж с приветом
