Шок от осознания этого еще не прошел.
Закрываю глаза. Медленно и глубоко дышу.
Согласно лабораторным исследованиям, которые только что пришли, Портер вводили пропофол (или то, что взволнованная медсестра называла болюсом), и еще большую дозу лоразепама, который является общим седативным средством. Смертельный коктейль, который при неправильном применении может вызвать кому или смерть. Но преступник оставил ее в живых, и под наркозом на несколько часов. Он держал ее податливой и неспособной бороться.
Высокий уровень специальных знаний для дружка наркобарона.
Еще один кусочек, который не вписывается. Кто мог оказаться у Шейвера под каблуком? Медсестра? Фармацевт? Доктор? Как мог человек, который явно изучал медицину, первым уроком которого был не навредить, продать свою душу, чтобы мучить другого человека?
Потому что, хотя Портер восстанавливается физически, не ошибитесь, восстановление с психологической точки зрения займет гораздо больше времени. Портер подвергли пыткам.
На нее напали в ее доме. Она подверглась жестокому избиению. Её накачали наркотиками.
И она находилась одна многие часы в кромешной тьме, парализованная, со страхом наедине.
Я закрываю лицо руками. Пальцы впиваются в череп.
– Все кончено.
Я повторяю это про себя. Снова и снова. Меня трясет, остатки адреналина все еще выходят из организма.
– Все кончено. – Голос Эдди следует за моим.
Поднимаю голову. Он стоит передо мной, засунув руки в карманы пиджака. Воплощение удовлетворенного прокурора. Он занимает место рядом со мной.
– Как ты получил пропуск?
Он пожимает плечами.
– Работая в офисе окружного прокурора, проводишь много времени в больницах. Медсестры здесь меня любят.
Я понимающе киваю, безуспешно пытаясь улыбнуться. Это больше похоже на неловкую гримасу. Я пытался.
– Тебе не обязательно завтра давать показания, – успокаивающим тоном говорит Эдди. – Оставайся с Портер. Я поговорил с отделом особо тяжких преступлений. Транспортировочный контейнер был связан с одним из предприятий Шейвера. У нас достаточно доказательств, чтобы повесить его.
Я испускаю протяжный выдох. До суда, кажется, миллион световых лет.
– Что думает Миа?
Его рот сжимается в тонкую линию. Не очень убедительное выражение.
– Миа думает, что есть еще пара присяжных, которые колеблются. Я не понимаю, но она мозг операции с присяжными.
– Мать наркомана и учитель истории.
Эдди вздыхает.
– Эти двое. Может из-за подростков. Оба имеют дело с детьми, поэтому появляется некое остаточное, защитное.
Пораженно изгибаю бровь.
– Миа влияет на тебя. Может, вам двоим стоит почаще работать вместе?
Легкий намек на румянец появляется на его лице.
– Она великолепна. – Он прищуривается. – Но не заводи эту тему.
Я смеюсь, удивляя себя. Моя нейропластичность снова проявляется. Способность ума адаптироваться перед лицом бедствий поражает. Либо это, либо проводку в моем мозгу закоротило.
Такое может быть от стресса.
Лицо Эдди становится серьезным.
– Как она?
Я наблюдаю, как медсестра едва не тащит мужчину, пытающегося покинуть отделение скорой помощи. И позволяю себе раствориться в сцене.
– Она поправится, – говорю рассеянно. Я протираю глаза. – Тридцать один час. – Именно столько времени Портер просидела в контейнере… в ожидании. Умирая. Медленно, шаг за шагом.
Эдди похлопывает меня по плечу.
– Она сильная. И скоро в суде снова будет надирать мне зад.
Работа. Вот на чем мне нужно сосредоточиться, по крайней мере, до тех пор, пока надзирательница-медсестра не разрешит мне увидеть Портер.
– Что еще я могу сделать по этому делу?
Это не вопрос, это утверждение. Скорее мольба. Я умоляю Эдди впустить меня, дать работу. Перемена ролей для нас, которая на мгновение лишает его дара речи.
– Йен. Ты все сделал. Ты что, не понимаешь? Из-за тебя Шейвер навсегда останется за решеткой.
– Это все еще зависит от присяжных.
Он рычит.
– На этот раз позволь мне позаботиться об этом. Миа прикрывает тебя.
– Как защита относится к появлению всех этих новых улик?
– Смигел требует отдельного судебного разбирательства. – Он поднял руку, чтобы остановить меня. – Но даже если судья О'Хара встанет на сторону защиты, мы победили. Будь то этот суд или следующий. Он идет на дно.
Следующего суда быть не может. Потому что на следующем процессе Портер выступит в качестве свидетеля. В качестве жертвы.
– Тогда я нужен тебе, – говорю я. – Я заслуживающий доверия эксперт. Более того, я непосредственно связан с Шейвером. И поскольку я не работаю в юридической команде, мои встречи с Шейвером не связаны конфиденциальностью.
Но более того, мне нужно посмотреть этому ублюдку-садисту в глаза и сказать ему, что он проиграл.
– Посмотрим. Проведи весь завтрашний день с Портер. Ей нужен хороший доктор рядом. – Он тепло улыбается. – У нас достаточно времени, чтобы понять, что нам нужно двигаться в этом направлении.
Я киваю, не в силах или не желая обсуждать это дело. Эдди чертовски хороший помощник окружного прокурора. Я хочу получить свой момент, я хочу полностью опустить Шейвера... но я также хочу защитить Портер. На этот раз с самого начала.
Сестра Уорден выглядывает из-за шторки.
– Доктор Уэст, она очнулась и просит вас.
Восторг поднимает меня с кресла. Каждая усталая косточка забыта.
Медсестра отодвигает тонкую перегородку, и сигнал кардиомонитора приветствует меня внутри занавешенного кокона. Мое сердце болезненно скачет в груди, ускоряя свой бег, желая, чтобы ее сердце билось сильнее. Ее стройное тело обвито гнездом из трубок и проводов. Она выглядит хрупкой.
Но ее глаза... когда ее золотистые радужки находят меня, всякое напряжение, связывающее мои мышцы, исчезает. Шейвер не имеет значения. Дело, моя компания, все это... исчезло.
Эта женщина – моя жизнь. Она – все, что мне нужно.
Я хватаю ее за руку, останавливая себя, чтобы не сжать слишком сильно. Медсестра говорит где-то из вне.
– Десять минут, доктор Уэст. Затем моему пациенту нужен отдых.
Я киваю, мое горло слишком сдавлено.
Портер большим пальцем потирает мою ладонь, это легкое движение – каждый лучик надежды. Я убрал ее волосы со лба. Потемневшая кожа под глазами снова начинает окрашиваться.
– Прости, – слышу я
