— Так зачем туда пошел, если они фотографируют? — недоуменно спросил Артур.
— А разве я делал что-то противозаконное? О-х-х..
Артур Новиков был внешне спокоен, но ему захотелось громко и язвительно расхохотаться от подобной наивности. Очевидно, Янек не понимал того, что сам Артур уяснил твердо: власть ведет против народа истребительную войну. А на войне нельзя следовать законам, которые пишет неприятель — проигрыш обеспечен. Артуру захотелось еще раз проверить эту мысль практикой: ведь свой вывод он сделал чисто логически, обобщив сотни документов о минувшем. Что ж, — хитро улыбнулся молодой историк. — сейчас проверим, чем кончается законопослушность. Вслух же он бросил:
— Ну, а дальше?
— Дальше был митинг… — Батуронис запнулся, схватился за правый бок, застонал. Справившись с болью, он продолжил: — Ты сам знаешь, я в политику не лезу, пришел из сочувствия к старикам… Ну а к тому же — сказалось увлечение документалистикой, видеосъемкой…Да там и не было ничего интересного. Ведь перед митингом произошел ряд случайностей… вовсе не случайных. За день до митинга были арестованы все его организаторы, подавшие заявку… Один якобы дорогу на красный свет перешел, другой публично бранился, третий был пьяным… Короче, их всех забрали в полицию на пятнадцать суток. Об этом в толпе говорили. А еще, вот невезение, в день митинга внезапно сломалась звукоусилительная машина. Да и представители власти именно в этот день были так заняты заботой о народе, что ни один из них к протестующим не вышел…
— И что в итоге?
— Ну, что может быть? Старички — не ораторы. Слабыми голосами просили неизвестно кого вернуть им право на бесплатный проезд в автобусах. Думаю, в этом они правы. Цены на транспорт их ведь окончательно отрежут от всех связей с родственниками и друзьями. Фактически, обрекут на медленное умирание в одиночных камерах квартир…
— Действительно, подлый закон… Ты продолжай, Янек. Что дальше?
— Ну, отснял я митинг, с пояснением: «Вот вереницей подходят люди. Это нищие пенсионеры, которых по новому закону лишили прежних льгот. Они протестуют.» Вот и все, собственно. Никакого хулиганства, вы же знаете мой характер…
— Ты стоял на митинге часа два, до его окончания?
— Да нет, зачем это мне. Достаточно получаса, чтобы понять, чего хотят собравшиеся. А тут еще холодно стало, ветер поднялся. Я и без того простыл, носом хлюпал. Хорошо хоть, взял капли от насморка. Постоял, посмотрел и решил идти домой.
— Ну, а за что тебя побили-то? — спросил кряжистый краснолицый парень по имени Денис, стоявший около качелей — Я читал, они ломанулись перекрывать движение, и за это всех измолотили дубинками. Ты тоже перекрывал, что ли?
— Нет, я этого даже не дождался, домой пошел. Уй, как больно! — Янек вновь схватился за левый бок.
— Так за что ж они тебя?
— Ты не перебивай, а послушай. Когда я уже подходил к остановке, чтобы уехать домой, то вблизи от перехода на меня накинулись! Их было человек пять — группа захвата в штатском. Они кричали дико и страшно: «Стоять, РСБ!».
— Ух ты! Вот это да!
— О-ох… Потом выяснилось, что это была обычная полиция, а не РСБ. Так они кричали, чтоб страху нагнать. Но в тот момент — представляете мое состояние? Схватили меня за плечи, толкнули. Я упал на тротуар, и закричал: «Меня арестовали ни за что!». Я подумал, что мой крик может привлечь прохожих или журналистов, и предотвратит избиение. Действительно, после этого они смягчили тон, перестали толкаться. Один из них уговаривающе прошептал мне на ухо: «Ты задержан, давай без шума отойдем в сторону — и в нашу машину.»
— А ты?
— Ну, а что мне было делать? Я ведь окружен был ими, со всех сторон. Меня тщательно обыскали. Спросили даже о медицинских каплях в кармане — я им ответил, что простыл. Был там один такой оперативник — как сейчас его помню: высокий, с желто-рыжими щетинистыми усиками и голубыми глазами. На мизинце у него была синяя татуировка — скрипичный ключ. Так вот он меня спросил, опять злобно, матерясь: «Что ты тут снимаешь? Мы за тобой долго смотрим, ты кругами ходишь по площади.» А другой — коротенький такой был, коренастый. Глаза карие, волосы темные. Так он добавил: «Чё ты с камерой ходишь и шкеришься?»
— Хе-хе. — рассмеялся прыщавый Ловкачин, стоявший рядом с Янеком — Очень весело. Хорошие у нас полицейские: ходят в наколках, на уголовной фене ботают!
— Ну да. Я даже не понял его. Вы со мной, говорю, на жаргоне не разговаривайте, я не понимаю. Говорите нормально. За что я задержан? Предъявите обвинение. Предъявите удостоверение. Высокий опер мне предъявил… оно было, как я помню, на фамилию Герасимов. Тут я понял, что это МВД.
— Ясно. Ну а за что ты задержан, хоть объяснили?
— Сказали, что для установления личности. «Паспорт» — говорят — «у тебя с собой?». Я протянул им паспорт, они отобрали и его, и видеокамеру. Вынули из нее кассету. Потом высокий опер в паспорт глянул и сказал: «На нем есть следы подделки, пройдемте, вы задержаны».
— Ничего себе! Следы подделки… Ну, это предлог просто. И что с тобой дальше было?
— Отвели они меня в микроавтобус «Газель». Желтенькая такая, и номер я запомнил на всякий случай: A0606 02 RABS. Этот автобусик стоял около мэрии, по другую сторону проспекта. Там сидели четверо полицейских в форме, и две женщины. Они переговаривались по рации с другими группами. Их позывной был «Султан». В эфире были сообщения о положении в разных частях митинга, о наличии где-то групп молодежи, о раздаче листовок. Этим женщинам в штатском полицаи поручали подходить к тем, кто раздает листовки, и брать их для проверки. Его интересовало — какие организации раздают их? А одна из женщин по сотовому телефону позвонила домой и спросила, пришел ли из школы ребенок. Оказывается, шпики и провокаторы тоже заботятся о своем отродье. О-о-х… А за рулем сидел шофер — в форме, с черными усами, лет сорока. Группа захвата ушла, и я остался наедине с теми четырьмя.
— Ну, тут они тебя и отмолотили?
— Нет, потерпите — сквозь гримасу боли жалко улыбнулся Батуронис — они наоборот, анекдоты рассказывали. Очень дружелюбно себя вели. Потом к нам подсадили еще одного мужчину, его тоже поймали с видеокамерой. Правда, он был выпивши и не очень достойно себя вел… Просил, чтобы его выпустили покурить, сильно нервничал. А в это время я из окна глядел на самое интересное — демонстранты налегли на полицейское каре, прорвали его, и ринулись к проспекту — перекрывать движение. Я даже пошутил: «Какие кадры пропадают, заснять не удалось!» — и полицейские смеялись.
— А на улице полиция начала избивать митингующих? — спросил Новиков
— Ну, я не видел — меня отсадили от окна. Видимо, так и было. — кивнул Янек — Я только слышал, что переговоры по рации активизировались. Полицаи проверяли группы людей, стоящих на трамвайной остановке — ждут ли они трамвая или участвуют в перекрытии дороги. Распределяли роли группам ОПОНа в разных частях митинга. Нас предупредили, что за нами приедет машина и доставит нас в Октоберский РОВД. А когда людей разогнали, на площади толпилась одна полиция, и по рации сказали: «Второго митинга из полицейских нам не надо. Всем рассредоточиться!». Что и было сделано.
— Юмористы чертовы. — осклабился Ловкачин — а потом что было?
— А потом подъехал УАЗ. Я наблюдателен, и его номер тоже заметил — А0628 02 RABS. В первую очередь в таких случаях я гляжу на номер. Нас повезли в Октоберский РОВД, что на улице Шарфиева. Трое из четырех сопровождавших — уже других, тех что были в УАЗе, вышли около продмага — они отправились за водкой. Остался лишь один конвоир. Задержанный мужчина начал упрашивать его, чтобы тот его отпустил. Предлагал ему денег.
— Глупо. — усмехнулся Новиков — Ведь задержание оформлено, и они вас обязаны были доставить. Уже пошла бумажная волокита по этому поводу.
— Я так ему и сказал. — вздохнул Янек — А полицай подтвердил, что я прав. Мужчине сказал, чтобы тот не нервничал… Покурить ему он вновь не разрешил. Около двух часов дня нас привезли в РОВД и оставили в вестибюле без охраны. Ко мне подошел полицай в форме, я ответил на его вопрос, что мы
