– Ларг, друг мой, не тебе давать оценку моих поступков – извини за прямоту, но как есть.
– Но Рогора!
– Но мой сын! И внук! Ты всерьез считаешь, что их жизни для меня стоят дешевле, чем Рогора?
Ларг молча поднял подбородок, сжав губы.
– Эх, старина… На самом деле я не знаю, что для меня важнее. И кто я больше – отец или правитель? Но я точно знаю, если, имея шанс разменять свою жизнь на жизни любимых, спасти их, я этого не сделаю – моя жизнь потеряет любые краски, скатится к животному существованию. Каких бы успехов я ни достиг будучи королем, я всегда буду помнить, какую цену за это заплатил. Смотря в лицо жене, я всегда буду помнить, что мог спасти нашего с ней ребенка, но не сделал этого, и даже если она не будет меня за это осуждать – я всегда буду думать, что осуждает. Наконец, глядя в лицо подрастающему сыну Энтары и Аджея, я всю жизнь буду вспоминать другого внука – которого не отважился спасти. То есть я обреку себя на вечные муки, Ларг. И вряд ли из такого короля получится что-нибудь путное, сам ведь понимаешь, я стану лишь тенью себя прошлого. Так что выход-то у меня лишь один…
Сухой и тонкий как жердь Ларг закрыл глаза и ощутимо вздрогнул – словно подавил в себе рвущееся наружу рыдание. И от этого секундного проявления слабости, что позволил себе мой старый соратник, стало не по себе – так что и у самого глаза слегка увлажнились.
– Эй, дружище, ну ты чего? Ты всегда знал, с самого начала нашего заговора знал, чем все это может кончиться. Мы оба приняли эту цену – и вот пришла пора платить. Но погляди, чего мы уже добились! Сидим и скорбим в зале крепости, считавшейся до того неприступной, а теперь находящейся в составе Рогоры!
– Когорд… Я не верю, что лехи сдержат обещание.
С непривычным удовольствием отметив, что старый друг наконец-то воспользовался правом обращаться ко мне по имени, я постарался его разубедить:
– Их требования сложно назвать несправедливыми, а логика решений вполне адекватная. Моя казнь станет символом победы, а Рогора так или иначе получит свободу – пусть и под легким налетом зависимости.
– Протекторат…
– Эрик Лагран вряд мог мечтать и о протекторате, разве не так? Он потерпел поражение – и все равно стал легендой. А кем тогда в памяти людей останусь я?!
– Ты, верно, забыл, что Эрика обманули и предали?!
– И именно поэтому, – я встал и приблизился к Ларгу, протягивая ему свиток, – если что-то пойдет не так и лехи выкинут какой-нибудь номер, ты отправишь это послание голубиной почтой в Лецек, а уже оттуда гонец отправится в Ругию.
– Что это?
– Мой последний завет в качестве короля. Предложение базилевсу Феодору о военном союзе против Республики, с дальнейшим разделением захваченных территорий и принятия нами протектората ругов. Республика надорвалась, если лехи решатся на битву здесь и сейчас, они похоронят остатки армии – и станут легкой добычей. Но даже если нет, они уже понесли такие потери, что вскоре станут слабым противником что для фрязей, что для ругов. И в отличие от протектората Республики в состав Ругии я влился бы охотно – конечно, с сохранением автономии и титула великого князя в составе нового государства. А земли… Мы сможем пополам поделить южное гетманство – и тогда Рогора не просто восстановит свои древние границы, но получит территорию, которая еще никогда не была ее частью!
– Но кто будет править?
– Аджей прибывает завтра со своей кавалерией. Прежде чем я пойду на обмен, я признаю его своим сыном перед лицом армии и лишу его титул приставки «консорт». Он официально станет полноценным наследником и младшим командующим. И если Торога лехи не отдадут, а я уже не смогу возглавить войско… воины поймут, чьи приказы выполнять.
– Да он же мальчишка!
– Мальчишка, который выиграл время для моей армии, удерживая броды Данапра с горсткой воинов, а позже разгромил кочевую орду у Лецека. И, наконец, победил в бою самого Бергарского!
– Он проиграл ему, и только после…
– Так и я о чем! Он победил в решающей битве! И он вполне заслуживает и титул, и звание. А уж если ему действительно придется править… Твой разум и осторожность помогут ему в первые годы – ведь не бросишь же ты юношу одного на троне, верно?!
В ответ Ларг лишь порывисто шагнул навстречу и крепко сжал меня в объятиях. Опять в горле першит, да что такое…
– Старина, что-то мы с тобой совсем раскисли!
Я попытался произнести это как можно мягче, и старый друг утвердительно покачал головой – мол, верно все. Вот только из-под плотно сжатых век пробежали первые влажные дорожки.
Никогда бы не подумал, что столько значу для верного друга…
– Друг мой…
Ларг широко раскрыл глаза: другом я называл его все же не слишком часто, по крайней мере вкладывая в это слово его истинное значение.
– …передай также вот это письмо Эонтее, а это Энтаре. Я не смог с ними проститься, и от этого душа… свербит. Пусть моим прощанием станут эти письма. Ну же, я ведь могу на тебя положиться?!
Вновь крепко смежив веки, Ларг все же выдавил из себя глухое «конечно» и стиснул письма в руке.
Да, старый лис чуял предательство, а я вот не видел дальше своего носа…
Солнце беспощадно палит – так что находиться в доспехах решительно невозможно. И потому я снял их, оставшись лишь в белой холщовой рубахе, что беспрепятственно пропускает воздух – приятно же! А вот лехи конвоя, крылатые гусары, закованы в полную броню, их доспехи чуть ли не за версту от нас отражают лучи яркого солнца.
Так вам и надо, скотам, варитесь в собственном соку!
– Подались… Ну что, Аджей, ты меня понял?
Непривычно серьезный зять страдальчески сморщился:
– Да понял я все… Но, надеюсь, до того не дойдет.
– Ну, тогда прощай, что ли, зятек?!
Несмотря на то что я старался говорить легким, ерническим тоном, голос дрогнул. Но Аджей, не обратив на то внимание, лишь крепко обхватил мое предплечье, сомкнув кисть у локтя:
– Когорд… Между нами было многое, но я никогда не забуду, как ты рисковал собой, спасая меня. Дозволь и мне пойти с вами!
– Аджей, ты чего?! Если что-то пойдет не так, армия потеряет обоих командующих! Нет, ты точно не можешь пойти со мной. И помни мой наказ насчет Ларга: если… Короче, прислушивайся к нему, плохого не посоветует.
Парень еще крепче сжал мою руку:
– Если… Я сделаю все, чтобы отбить вас!
– Пусть так… Береги Энтару.
Зять внимательно посмотрел мне в глаза:
– Я позабочусь обо всех.
– Тогда прощай… сынок.
– Прощай… папа.
Вот такое вот тягостно-дурацкое прощание двух взрослых мужиков, стесняющихся показать свои истинные чувства. Впрочем, кто имеет уши, тот услышит – он признался, что готов следовать за мной хоть к лехам в пасть, а это дорогого стоит. И я просто назвал его
