В дверь торопливо постучали, после чего в приоткрывшуюся щель просунулась голова адъютанта.
– Товарищ подполковник, там…
– А ну в сторону! – дверь резко распахнулась, ударившись о стену, и в кабинет стремительно ворвался командующий дальней авиацией СССР генерал Голованов.
– Что ж ты творишь, сукин сын?! – взревел он, хватая Виталия за грудки, – Что ж ты творишь, морда твоя геройская? Кто мне докладывал, что эскадрилья полностью готова к выполнению любой боевой задачи? Где твоя готовность, где?! – орал генерал, с каждым предложением свирепо встряхивая Виталия, от чего его голова болталась из стороны в сторону.
– Чёрт! Ну как так-то?.. – тоскливо закончил генерал, когда, наконец, устал трясти подполковника за грудки.
– Товарищ генерал, уже завтра самолёт будет отбуксирован на стоянку, и взлётно-посадочная полоса будет полностью освобождена. Так что…
– Завтра будет поздно! – рявкнул Голованов. – Завтра вы уже должны были лететь! – он снова окинул Виталия свирепым взглядом, но почти сразу же потух и сгорбился.
– Ох, подполковник, подвёл ты нас обоих под трибунал… – он вздохнул. – Японцы готовят десант на Владивосток. Они вернули с Тихого океана два своих последних тяжёлых авианосца и все оставшиеся линкоры, а также стянули в порт Майдзуру большой десантный флот. Ваша эскадрилья должна была завтра ударить по акваториям порта Майдзуру и военно-морской базы Сасебо, где сосредотачивались боевые корабли, спецбоеприпасами нового типа… – генерал сделал короткую паузу, бросив быстрый взгляд на Виталия, тот молча кивнул. Атаку «спецбоеприпасами», чтобы это ни означало, его эскадрилья отрабатывала последние полтора месяца. Она не так уж сильно отличалась от обычной атаки тяжёлыми бомбами, калибром от трёх с половиной тонн. И даже была в чём-то полегче. Поскольку считалось, что круговое вероятное отклонение в сто метров для «спецбоеприпаса» не слишком существенно. Чем таким мощным были снаряжены эти бомбы, никто не догадывался, но столь низкие требования по вероятному отклонению впечатляли. Народ прикинул, что действительная мощь подобных бомб должна была превышать номинальный весовой эквивалент в тротиле не менее чем в двадцать раз! То есть пятитонная бомба должна была рвануть на всю «соточку» тонн. Нет, то, что существует снаряжение, позволяющее бомбе рвануть сильнее, нежели если бы она была снаряжена тротилом, все знали по той же «жидкой» взрывчатке, но в двадцать раз…
– Это должно было устранить возможность японского десанта, – продолжил генерал глухим, надтреснутым голосом. – А также создать условия для высадки уже советских десантов не только по всей Курильской гряде, но и в Корее, и даже на территории самой Японии – на Хоккайдо. Под эту операцию уже с нашей стороны к Владивостоку были подтянуты бригады морской пехоты всех флотов Советского Союза, развернута авиация, подготовлены высадочные средства… Представляешь себе, ЧТО стоит на кону?
– Ммм… товарищ генерал, я не думаю, что для уничтожения японского десанта и поддерживающих сил планировалось задействовать одну лишь мою эскадрилью. Даже если «спецбоеприпасы» действительно имеют тот эквивалент, который подсчитали наши «любители», – то есть целую сотню тонн, в чём я, если честно, сомневаюсь, всё равно нашей эскадрильи мало. Так что если операцию непременно надо начать завтра, то пусть её начинают другие части, а мы уже к вечеру…
– Сорок тысяч тонн! – внезапно прервал его Голованов.
– Эээ… что?
– Расчётный тротиловый эквивалент «спецбоеприпаса» – сорок тысяч тонн, – повторил генерал и продолжил: – Нет никаких других частей. Ваша эскадрилья должна была всё сделать сама. Причём бомбить должны были четыре самолёта. Остальные были резервом. Два должны были сбросить «спецбоеприпасы» на Майзуру, два на Сасебо. По расчётам, этого должно было хватить с лихвой. Конструкторы завязали взрыватели каждой пары бомб на одновременную детонацию, вследствие чего там должен получиться какой-то «синергический эффект». Ну и то, что подрыв должен был произойти в закрытой бухте, тоже должно было сработать на усиление результата. Да что уж теперь говорить… – он замолчал. На некоторое время в кабинете повисла напряжённая тишина. Но через три минуты её разорвал напряжённый голос подполковника Чалого:
– Взлётная полоса будет освобождена сегодня. К одиннадцати часам вечера. Спихнём машину с полосы и подрывами обломаем ей крылья. Да, из-за этого мы, скорее всего, потеряем самолёт капитана Ганевского, но полоса будет свободна.
– Толку-то? – усмехнулся Голованов. – У тебя тут всего три машины успело приземлиться. Ну, целыми… Остальных пришлось разворачивать на Новосибирск. А там ни обслуги, ни «спецбоеприпасов». И сюда не перегонишь. И к вылету готовить там некому, и заправлять нечем. То есть обычного топлива, ну для поршневых машин – там хоть залейся, а вот керосина для вас нету. И даже с воздушных танкеров не залить. Они с сухими танками шли…
Чалый задумался.
– А почему так важно ударить именно завтра? Послезавтра японский десант собирается выйти из порта?
Голованов страдальчески сморщился.
– Не знаю, может быть. Хотя разведка вроде как утверждает, что им нужно ещё несколько дней на подготовку. Но сам знаешь – с японцами ни в чём быть уверенными нельзя. Американцы вон весь японский флот проморгать умудрились, вследствие чего и получили Пёрл-Харбор… Однако дело не только в десанте. Там многое одно за другое цепляет. Причём такие особенности вылезают, о которых с другими боеприпасами и подумать было нельзя. Например, ветер… Я сам до конца не в курсе – секретность мать её, но вроде как при подрыве «спецбоеприпаса» образуется какая-то очень вредная зараза, которая этим самым ветром может разнестись на многие сотни километров. Поэтому, если мы не хотим загадить этой заразой Владивосток, нам нужно, чтобы ветер дул в сторону Тихого океана. И сегодня такой ветер в районе объектов бомбёжки, наконец, появился. Но синоптики не гарантируют, что он сохранится надолго. А здесь каждый день важен. Этой заразы много даже в дыме пожаров, которые там точно начнутся…
– Хм, понятно, – Чалый снова задумался, а затем медленно заговорил:
– Взлётная полоса на этом аэродроме очень длинная. Почти четыре с половиной километра. А мне говорили, что машина, теоретически, способна поднять около восьми тонн. Только для этого ей нужна взлётная полоса длиной более четырёх километров. «Спецбоеприпас» же, настолько я помню по тем «макетам», с которыми мы летали, весит где-то чуть больше трёх с половиной. Так что я смогу поднять два «спецбоеприпаса».
Голованов вскинулся и уставился на Чалого взглядом, полным отчаянной надежды. Но затем посмурнел и мотнул головой.
– Не вариант. Последний километр «бетонки», насколько я знаю, уложен всего две недели
