Невзирая на жуткую погоду, еще несколько человек присоединились к нам, только близкие друзья и родня хозяев, самая приватная вечеринка в ряду приватнейших встреч. У каждого в руке бокал, каждый разглагольствует о странной комнате в полумиле[52] под нашими ногами, о необычных огнях на южном небе, о беспокойстве и предчувствии беды, которой, похоже, не избежать никому. Я сижу в легком кресле, вцепившись в подлокотники и не сводя глаз с крошечных церковных свечек, мерцающих на расставленных повсюду столах с коктейлями. Крепко зажмуриваю глаза, пока только вижу что оранжевые вспышки горячей жизни, которые то подмигивающе мерцают, то пропадают.
Кто-то вполголоса повествует о колоколах.
Мальчик кладет ладонь мне на плечо: теперь моя очередь. Мужчина делает шаг в сторону и вновь кладет мне руку на спину, когда я занимаю его место. Следую его советам, двигаю рычажки, настраивая линзы. «Вам не увидеть старых городов, – говорит он мне, – разве что небоскребы остались, а так они почти все исчезли». – «Подальше надо», – говорю я ему. Мальчик помогает мне повернуть телескоп – движется он легко, но вес его под моими руками меня потрясает. Вместе мы нацеливаем его на юг и восток, как раз дальше еще видимых горных вершин. Я рассматриваю нашего врага – океан. Хочу увидеть в точности, что на подходе ко мне.
Длинные полоски серебра. Свет полной луны, отражающийся в шелковистой ряби темноты. Вот он. Океан. Континент воды – и ничего больше. Отсюда он такой милостивый. Не чую никакого зла перед собой на горизонте, никакого умысла. А над ним висит ночное небо в дымке светящихся звезд, раскинувшееся навечно. Повсюду такое безразличие, такая тишь – вода и простор. Моргаю, вновь всматриваюсь в край горизонта. Серебряный свет слегка колышется… он выгибается что ли? Эти воды движутся? «Киты, – говорю я, – так все еще киты остались, потому что кажется, словно что-то плывет по поверхности», – а хозяин отвечает: «Никто китов уже две сотни лет как не видел». – Мальчик же напоминает нам о плавающих городах, множестве судов, разом плывущих от одного клочка суши до другого, и тут меня как током бьет. О боже, я поняла, я знаю, что происходит. «Он на подходе… мне так холодно… мне так холодно», – выговариваю я вслух. «Ой, это волна светится, гребень волны, цунами, это цунами»… и гром, до того громкий, что мне уже ничего не слы…
[:: ПРИОСТАНОВКА ФАЙЛА::]
…авыли сирены цунами, эхом раскатившиеся вверх и вниз по всему горному склону. У меня за спиной крики, треск сломанных стульев, шум и гам впавших в панику людей, разлетающихся, как мухи. «Я ухожу, вы со мной, потому как мне ждать некогда», – кричит мне Мужчина, но я сбрасываю его ладонь со своей руки. «Да уходите же», – начинаю я вопить, но он уже ушел, мне слышен издалека его голос: криком и бранью требует ото всех дать ему пройти, – а Мальчик крепко сжимает в ладонях мои дрожащие пальцы, убеждая меня: «Все о'кей, все о'кей, только пойдем я не покину тебя, я все сделаю, чтобы ты спаслась» – а теперь тишина, кроме отдаленного шума движения в других частях дома, визга автомобильных шин и тявканья сигналов, одиночный выстрел… и дыхание у меня учащается, как у какого-то загнанного живо…
[:: ПРИОСТАНОВКА ФАЙЛА::]
…ол у меня под ногами, меня пробирает до костей с быстротой, с какой эти насыщенные белые молнии проносятся сквозь ночь. Вся земля вокруг задвигалась, закачалась, задрожала – так сильно, что сердце мое колотится в унисон с нею, удар за ударом, словно бы и нет иного пути к спасению. Голову мою припечатывает к телескопу, я отскакиваю, врезаясь в Мальчика. Здание стонет вместе с землей, трещины бороздят стены, пыль и каменное крошево от которых наполняет воздух, разлетаются двери стеклянной террасы. Я [:: НЕРАЗБОРЧИВО::] и мы с Мальчиком двигаемся к дверям и вновь застываем. Взрывные удары спускаются ниже. Здание – водонепроницаемый ящик, неприступный, в нем уже столько других волновых нашествий пережито. Только мы должны быть вну…
[:: ПРИОСТАНОВКА ФАЙЛА::]
…ще один сокрушительный удар сотрясает воздух, нас почти тащит за собой откатная волна, омывая гору, но меньше, чем предыдущая, я хватаюсь за Мальчика, и он держит меня крепко. Огни и моторы гаснут и глохнут повсюду вокруг нас. Я щурюсь в темноте, высматривая хоть какой-то признак жизни, ищу хоть какой-то выход, но не вижу его. Мы стоим на вершине мира, какого больше не существует. Никакого ветра. Никакой тряски. Никаких сирен. И такая тишина. Так тихо.
«Мы умрем», – говорю я, а Мальчик отвечает: «Я знаю». «Он на подходе», – говорю. «Да», – говорит Мальчик. В темноте мы держимся друг за друга, прислушиваясь к подступающей волне, но она все еще так далеко. Вернулось северное сияние, или чем бы то ни были эти сполохи, глубокая неукротимая зелень, которая (я это вижу сейчас) поднимается из океана. Я должна, я смогу, я могу двигаться, я шагаю по жестким щербатым ступеням (Мальчик всегда рядом), снова хватаюсь за ручки телескопа, и он помогает мне повернуть его. «Ты же этого хочешь», – спрашивает он, я говорю: «Да, мне это нужно, не могу просто стоять здесь и ждать». – «Рассказывай мне о том, что видишь, – говорит он, – говори не останавливаясь, просто говори и говори мне о том, что видишь», – и я говорю ему:
Громадные ленты огня пляшут по краям воды, край воды, стена движется неуклонно, беспрерывно, зелено-синяя, густые цвета, как корона.
Какая красота!
Звезды уходят назад… или кометы, искорки белого света как от стекла на солнце, как от стеклышка на дорожном асфальте, когда в него бьет луч солнца… ты помнишь, как это выглядит.
Сейчас вода уже светится, тебе видно? Все голубое и зеленое, похоже на стену из закаленного стекла, жидкий огонь.
Так быстро. Как быстро! Извини, мне трудно дышится, я не думала, что будет так быстро.
Обхвати меня руками, да, крепче. Крепче!
Вот оно.
Теперь я чувствую это, да, грохот,
