вновь подняться на ноги. Я оглаживал в руке камень.

Если и было в тот ужасный момент что хорошего, так это умиротворенное осознание того, от чего мы уберегли нашего сына.

В том, что поднялось из воды, все еще можно было различить человека, каким он был, даже если то был человек, преображенный архаичными формами рептилий, утраченными для мира 300 миллионами минувших лет. Впрочем, сходство было не в его глазах. Их у него не было, только остаточные вздутия на месте бывших глазниц. Отыскивало оно меня только по звуку. И не в форме лица, с приплюснутым куполом черепа и широкой выступающей челюстью, усыпанной клиньями зубов. И не в уродливо удлиненном торсе, или в культях конечностей, или в коже до того бледной, что на черном фоне она отливала голубизной. И уж, конечно, не было сходства в толстом, суживающемся к концу хвосте, какой оно пыталось спрятать.

Нет. О человеке напоминала та гордость, с какой он попытался встать. Вот в чем был человек. В его гордости и в том, как он нес кайло древнего шахтера в похожем на клешню придатке, ставшем ему рукой.

Я выронил свой камень на пол.

Даже через 300 миллионов лет видообразования у существа, мною не виданного, я понимал язык его телодвижений. Я в точности понял, о чем он умолял.

Он протянул мне кайло, потом плюхнулся оземь всеми своими четырьмя, наполовину в воду, наполовину на землю, где чувствовал себя больше дома. И, уткнувшись головой у самых моих ног, он ждал.

Мне бы возненавидеть его за то, что натворил с нами. С проклятьем обречь его на жизнь в новоявленном одиночестве. Но я не смог. Ему хотелось лишь того, чего все мы хотим. Какой ни ужасный, а он хотел всего лишь не чувствовать своего одиночества.

Ладонь мою шершавила подгнившая ручка кайла, полная трещин и заноз. Железное острие изгибалось, словно ржавый лунный месяц. Я сжимал ее, пока костяшки пальцев не сделались такими же бледными, как и он, потом взмахнул кайлом над головой.

Я не мог вообразить себе чего-то более жестокого в космосе, чем боги, кого заботят одни только миры.

Потребовался обитатель, который позаботится о милосердии.

Сияющая корона радости

Ливия Луэллин

Ливия Луэллин – писательница работающая в жанре ужасов, темной фантастики и эротики, чьи произведения появлялись в журналах ChiZine, Subterranean, Apex Magazine, Postscriptsu Nightmare Magazine, а также во многих антологиях. Первый ее сборник, Engines of Desire: Tales of Love & Other Horrors («Силы желания: рассказы о любви и других ужасах»), вышел в свет в 2011 году и был выдвинут на премию Ширли Джексон в двух номинациях: за лучший сборник и за лучшую новеллу (за Omphalos («Омфал»)). Ее повесть Furnace («Топка») была выдвинута в 2013 году на премию Ширли Джексон как лучшее художественное произведение малых форм. Второй ее сборник, озаглавленный Furnace, был недавно издан. Разыскать ее онлайн можно на liviallewellyn.com.

[:: ПОСЛЕ::]

Давным-давно, когда я была маленькой девочкой, еще были птицы. Худенькие, изящные стрелы из косточек и перьев прошивали сухие горизонты, словно иглы вселенной, сшивающие планету воедино своими кликами. Миллиарды их кружили в витках спирали, словно драконы на семи ветрах, целующие младенчески нежно-голубой свод неба. Холодными ночами они устраивались на деревьях гроздьями трепещущих темных листьев, а каждое утро взрывались звонкой сияющей песней, пока неудержимое солнце выбеливало горизонт, словно вулканическое божество. Когда-то давным-давно я была девочкой и были птицы.

Только дни те уже позади в течение долгих тысячелетий. Вся теплокровная жизнь, вся суша, некогда совсем-совсем сухая, все времена года, когда-то холодные, – все это давно изгнано из царства теплой воды, а все птицы вымерли наряду с большинством животных, каких мы, немногие остающиеся полулюди, помним: прелестные были создания, покрытые кто перьями, кто мехом, с янтарными глазами. Как детство, они существовали единственно в воспоминаниях, этих устаревших картах страны, куда нам ни за что не вернуться. Вслед за Его уходом переменилось все.

Когда я сплю, мне снятся сны, глубокие и тяжкие, как и всем нам. Во сне я впитываю и топлю воспоминания, последние воспоминания последней уцелевшей из давно вымершего рода. Я просыпаюсь, все еще грезя: запах сосновой смолы, трепыханье птиц и шелест деревьев все еще держатся в корешках тех давным-давно пропавших земель. Постепенно всякий раз звуки пропадают в нежном пении каменных колоколов, свисающих с арок моих лишенных крыши покоев, что звоном своим извещают о появлении крошечных киндарий, когда те парят или плывут сквозь горячий влажный воздух. Я встаю с постели и смотрю, как их пульсирующие тела проталкиваются через керамические купола, а щупальца тянутся за ними следом полосками перемигивающегося света. Снаружи существа покрупнее, цианеи и медузы с созданиями, названия которых я не знаю, застревают в слишком разросшихся растениях, потом вырываются на свободу в беззвучных взрывах студенистой стаи, теряясь в бледной, лишенной солнца мороси, которая приглушила день и осветила ночь. Теперь они птицы этого мира. И они огромны. Они прекрасны.

Мальчик (вряд ли по-прежнему мальчик, скорее нечто среднее между мальчиком и инопланетной невидалью) задерживается в осыпающихся остатках другой комнаты в ожидании, когда я встану, на его мягких губах всегдашняя легкая улыбка, скрывающая полный рот зубов, которые столетия назад срослись в одну заостренную костяную стену. Трогает его нежелание оставлять меня позади себя на эволюционной лестнице. Порой я застаю его, когда он сладко спит, и прижимаюсь своим лишенным одежды телом к его телу, веки смыкаются, когда я вливаюсь в его грезы. Больше и больше, и так мы остаемся безмерные периоды времени, образы прошлых жизней сверкающими искорками омывают наши слитые тела и разумы, расходящиеся врозь только когда какое-нибудь таинственное существо задевает нас, совершая свои случайные ознакомительные прогулки через наш дом. Впрочем, в это унылое утро нет для нас никакого такого продолжительного совокупления. Снаружи и вдали на последней и высочайшей горной вершине мира нас терпеливо поджидают наши младшие дети, и, будто во сне, я сознаю, что пришло время повидать их.

[:: ПАМЯТКА #2724869.1::]

17 июля 24… года, 23 ч. 38.52 мин.

Роуман-Уолл-Сити, гора Бэйкер

Prion Tech Temporal Cortex Diary #74543.01

[:: ПРОБУЖДЕНИЕ::]

[:: ПРОБУЖДЕНИЕ::]

[:: ПРОБУЖДЕНИЕ::]

[:: НАПОМИНАНИЕ: 12 ч.15.00 мин. ПОСАДКА В МАШИНУ, 13 ч.00.00 мин. МЕСТО НАЗНАЧЕНИЯ ЗОНА ВЕРШИННОГО КРАТЕРА::]

Он на подходе. Он на подходе. Он на подходе. Тревога уходит, однако именно этот ночной кошмар опять лишает меня сна. Я просыпаюсь, как и всегда, трепеща и тяжело дыша, простыни скручены вокруг моего тела, матрас и моя футболка до того влажные и скользкие, что… нет, я не описалась в постели. Уф. Ну, миг был ужасающий. Боже, какая же жара! Об заклад бьюсь, кондиционер опять полетел. Дайте-ка проверю.

Проснувшись, я шептала: «Он на подходе». Повторяя, непрестанно напевая, как

Вы читаете Дети Лавкрафта
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату