– Он дал бы мне это право, будь он здесь! – проворчал Сен-Сир, подвергая свою сигару невообразимым пыткам. – Почему, почему все ополчаются против истинного художника? – Он взмахнул огромным волосатым кулаком. – Теперь мне придется обламывать нового сценариста. Какая напрасная трата времени! А ведь через две недели Мартин стал бы сен-сировским сценаристом! Да и теперь еще не поздно…
– Боюсь, что поздно, Рауль, – посочувствовал Уотт. – Право же, бить Мартина сегодня в студии вам все-таки не следовало.
– Но… он ведь не посмеет подать на меня в суд. В Миксо-Лидии…
– А, здравствуйте, Ник! – воскликнула Диди с сияющей улыбкой. – Зачем вы прячетесь за занавеской?
Глаза всех обратились к оконным занавескам, за которыми в этот миг с проворством бурундука исчезло белое как мел, искаженное ужасом лицо Никласа Мартина.
Эрика торопливо сказала:
– Но это вовсе не Ник. Совсем даже не похож. Вы ошиблись, Диди.
– Разве? – спросила Диди, уже готовая согласиться.
– Ну конечно, – ответила Эрика и протянула руку к документу. – Дайте его мне, и я…
– Стойте! – по-бычьи взревел Сен-Сир.
Втянув голову в могучие плечи, он затопал к окну и отдернул занавеску.
– Ага, – зловещим голосом произнес режиссер. – Мартин!
– Ложь, – пробормотал Мартин, тщетно пытаясь скрыть свой рожденный стрессом ужас. – Я отрекся.
Сен-Сир, отступив на шаг, внимательно вглядывался в Мартина. Сигара у него во рту медленно задралась кверху. Губы режиссера растянула злобная усмешка.
Он потряс пальцем у самых трепещущих ноздрей драматурга.
– А, – захохотал он, – к вечеру пошли другие песни, э? Днем ты был пьян! Теперь я все понял. Черпаешь храбрость в бутылке, как тут выражаются.
– Чепуха, – возразил Мартин, вдохновляясь взглядом, который бросила на него Эрика. – Кто это сказал? Все – ваши выдумки! О чем, собственно, речь?
– Что вы делали за занавеской? – спросил Уотт.
– Я вообще не был за занавеской, – доблестно объявил Мартин. – Это вы были за занавеской, вы все. Я был перед занавеской. Разве я виноват, что вы все укрылись за занавеской в библиотеке, точно… точно заговорщики?
Последнее слово было выбрано очень удачно – в глазах Мартина вновь вспыхнул ужас.
– Да, как заговорщики, – продолжал он нервно. – Вы думали, я ничего не знаю, а? А я все знаю! Вы тут все убийцы и плетете злодейские интриги. Вот, значит, где ваше логово! Всю ночь вы, наемные псы, гнались за мной по пятам, словно за раненым карибу, стараясь…
– Нам пора, – с отчаянием сказала Эрика. – Мы и так еле-еле успеем поймать последнего кари… то есть последний самолет на восток.
Она протянула руку к документу, но Уотт вдруг спрятал его в карман и повернулся к Мартину.
– Вы дадите нам исключительное право на вашу следующую пьесу? – спросил он.
– Конечно, даст! – загремел Сен-Сир, опытным взглядом оценив напускную браваду Мартина. – И в суд ты на меня не подашь, не то я тебя вздую как следует. Так мы делали в Миксо-Лидии. Собственно говоря, Мартин, вы вовсе и не хотите расторгнуть свой контракт. Это чистое недоразумение. Я сделаю из вас сен-сировского сценариста, и все будет хорошо. Вот так. Сейчас вы попросите Толливера разорвать эту бумажонку. Верно?
– Конечно, нет! – крикнула Эрика. – Скажи ему это, Ник!
Наступило напряженное молчание. Уотт ждал с настороженным любопытством. И бедняжка Эрика тоже. В ее душе шла мучительная борьба между профессиональным долгом и презрением к жалкой трусости Мартина. Ждала и Диди, широко раскрыв огромные глаза, а на ее прекрасном лице играла веселая улыбка. Однако бой шел, бесспорно, между Мартином и Раулем Сен-Сиром.
Мартин в отчаянии расправил плечи. Он должен, должен показать себя подлинным Грозным – теперь или никогда. Уже у него был гневный вид, как у Ивана, и он постарался сделать свой взгляд зловещим. Загадочная улыбка появилась на его губах. На мгновение он действительно обрел сходство с грозным русским царем – только, конечно, без бороды и усов. Мартин смерил миксолидийца взглядом, исполненным монаршего презрения.
– Вы порвете эту бумажку и подпишете соглашение с нами на вашу следующую пьесу, так? – с легкой неуверенностью спросил Сен-Сир.
– Что захочу, то и сделаю, – сообщил ему Мартин. – А как вам понравится, если вас заживо сожрут собаки?
– Право, Рауль, – вмешался Уотт, – попробуем уладить это, пусть даже…
– Вы предпочитаете, чтобы я ушел в «Метро-Голдвин-Мейер» и взял с собой Диди? – завопил Сен-Сир, поворачиваясь к Уотту. – Он сейчас же подпишет! – И, сунув руку во внутренний карман, чтобы достать ручку, режиссер всей тушей надвинулся на Мартина.
– Убийца! – взвизгнул Мартин, неверно истолковав его движение.
На мерзком лице Сен-Сира появилась злорадная улыбка.
– Он у нас в руках, Толливер! – воскликнул миксолидиец с тяжеловесным торжеством, и эта жуткая фраза оказалась последней каплей. Не выдержав подобного стресса, Мартин с безумным воплем шмыгнул мимо Сен-Сира, распахнул ближайшую дверь и скрылся за ней.
Вслед ему несся голос валькирии Эрики:
– Оставьте его в покое! Или вам мало? Вот что, Толливер Уотт: я не уйду отсюда, пока вы не отдадите этот документ. А вас, Сен-Сир, я предупреждаю: если вы…
Но к этому времени Мартин уже успел проскочить пять комнат, и конец ее речи замер в отдалении. Он пытался заставить себя остановиться и вернуться на поле брани… Тщетно – стресс был слишком силен, ужас гнал его вперед по коридорам, вынудив юркнуть в какую-то комнату, и швырнул в какой-то металлический предмет. Отлетев от этого предмета и упав на пол, Мартин обнаружил, что перед ним ЭНИАК Гамма Девяносто Третий.
– Вот вы где, – сказал робот. – А я в поисках вас обшарил все пространство-время. Когда вы заставили меня изменить программу эксперимента, вы забыли дать мне расписку, что берете ответственность на себя. Раз объект пришлось снять из-за изменения в программе, начальство из меня все шестеренки вытрясет, если я не доставлю расписку с приложением глаза объекта.
Опасливо оглянувшись, Мартин поднялся на ноги.
– Что? – спросил он рассеянно. – Послушайте, вы должны изменить меня обратно в меня самого. Все меня пытаются убить. Вы явились как раз вовремя. Я не могу ждать двенадцать часов.
