Затем он вспомнил об убитой в здании биологического факультета ни в чем не повинной девушке, о совершенно сбитом с толку молодом человеке, который сам явился в полицию с повинной и признался в этом чудовищном преступлении, припомнил необычное поведение Долорес, припомнил тот невероятный разгром, который был учинен вчерашним вечером в его квартире, когда вся ее обстановка была буквально разодрана на части, не оставил без внимания и участие в сегодняшем совещании таких знаменитостей, как Фил Уиттэкер и в особенности Леон Бретт. Да, все это было достаточно реальным, чтобы от него отмахиваться.
Одна из гипотез, с шумом высказанных Мэйном Корнмэном во время этого его совершенно чудовищного обеда, была особенно ужасной. Он высказал предположение о том, что заговорщицы перешли к открытым действиям не потому, что слишком уж они опасались за уничтожение цивилизации в результате войны с применением атомных или водородных бомб, а потому что вплотную подошли к разрешению проблемы партеногенеза.
— Суть в том, — не допускающим возражений голосом констатировал он, — что если мне все-таки удалось хоть в какой-то мере выйти на верный след, ведущий к успеху в данном вопросе, то они могли вполне тоже выйти на один из таких следов самостоятельно в течение последних двадцати лет. Хотя я, возможно, и располагаю некоторыми чертами, которыми характеризуется научный гений, к несчастью, я наверняка не единственный гений, который имеется на земном шаре в настоящее время. Так же, как несмотря на очень популярное заблуждение, гениальность не является характеристикой, присущей исключительно представителям мужского пола.
Ларри весь аж съежился, вспоминая эти слова толстяка. Одной из наиболее наводящих ужас особенностью характера Мэйна Корнмэна была полнейшая неспособность и даже отказ позволить себе хоть на йоту принимать желаемое за достигнутое, притом даже в самых экстремальных обстоятельствах. Именно эта характерная черта приводила в трепет всех, кто с ним сталкивался. Он всегда громогласно провозглашал о том, что по его разумению, было правдой, независимо от того нравилось или не нравилось другим это утверждение истины в его понимании. И что было в высшей степени удивительным — так это то, что такая прямота создавала вокруг него атмосферу почти что безумия.
И тем не менее сам Ларри все больше и больше проникался мыслью о том, что толстяк, весьма вероятно, является одиноким островком благоразумия в обезумевшем во многих отношениях мире.
Затем он снова в мыслях своих возвратился к Иде, к ее душевной тонкости и преданности, к ее не такой уж бросающейся в глаза красоте, которая на самом деле была куда больше, чем просто красота, к своим собственным намерениям сделать все возможное, чтобы сгладить те неприятности, которые он, должно быть, причинил ей. Он все еще продолжал думать об Иде, когда шел из лифта в свою квартиру и обнаружил дверь в нее приоткрытой.
По всей вероятности, именно по этой причине он приостановился на пороге и, часто-часто мигая глазами, стал откровенно глупо смотреть на Тони Лоринг, которая сидела на полу, скрестив ноги, зашивая один из порванных чехлов, которыми до вчерашнего разгрома прикрывалась наиболее изысканная мебель. В конце концов Ларри произнес:
— Эй! Разве тебе полагается заниматься этим? Каким образом ты проникла в квартиру?
— Дверь была открыта. Кроме того, девушка ведь должна быть чем-нибудь занята, когда мужчины нет в доме, — приветливо произнесла Тони. Затем немножко нескладно поднялась — результат продолжительного нахождения в одной и той же неудобной позе, — совершила пируэт и показала ему результаты своей работы. — Ну, что ты теперь скажешь, незнакомец?
— Потрясающе! — воскликнул Ларри и крепко обнял и поцеловал девушку, даже несмотря на все те мысли об Иде, которые не выходили у него из головы. Фактически, благодаря усилиям Тони, большая часть внешних повреждений, произведенных вчерашним взломщиком, теперь была исправлена.
— Боюсь, что тебе все-таки придется заказать новую кровать, — с притворной застенчивостью произнесла девушка. — Похоже на то, что ее уже не удастся отремонтировать.
Ларри улыбнулся. Она подняла взор на него и, отбросив назад пышную копну своих светло-каштановых волос, произнесла:
— Значит, ты теперь не сердишься на меня за то, что я пришла сюда и по собственной инициативе кое-что здесь сделала?
— Тони, я просто влюблен в это! — сказал он девушке. — А теперь давай все ставить на свои места. Мне не терпится прислонить хоть куда-нибудь то, что совсем недавно одна юная леди назвала моим хоть и прекрасным, но таким языческим телом — колченогим, кривым и все такое.
— Скажи мне, кто эта юная леди — и я собственноручно задушу ее, — сказала Тони, затем, когда Ларри рассмеялся, спросила у него: — Кстати, что из себя представляет некий Нед — он что, чуток тронутый?
Ларри ухмыльнулся, затем посерьезнел и произнес глубокомысленно:
— Существует по крайней мере добрый десяток научных школ, мнения которых самым коренным образом отличаются именно в этом вопросе. В который час он звонил?
— Примерно полчаса тому назад, — нахмурившись, ответила Тони. — Я долго не брала трубку, когда начал звенеть телефон, но затем подумала, что это, может быть, ты, и ответила, тогда незнакомый мужской голос сказал, что это Нед звонит да еще поинтересовался, являюсь ли я твоей новой гурией, на что порекомендовала ему почаще промывать свой рот мыльной водой, а он мне сказал, что если я приготовлю ему мыльную воду, то он станет пускать переливающиеся всеми цветами радуги мыльные пузыри, чтобы доставить мне удовольствие, и еще позволит мне танцевать вокруг него, пока он будет выдувать пузыри, в одеянии из тончайшей марли. — Она сделал паузу, чтобы перевести дух, затем продолжала так: — Поэтому я решила перебить его и спросила напрямик, по каким дням он все-таки прополаскивает горло, на что он ответил, что любимое его время — полседьмого вечера и что он и некто по имени Ида будут в это время у Хилари Дуггэна и если я не приведу тебя туда, то они сами сюда нагрянут и тогда уж мы будем пенять на себя.
— Постой, постой, — перебил ее Ларри. — Ты хочешь сказать, что Нед и Ида хотят, чтобы я вместе с тобою пришел туда в полседьмого. — Он взглянул на часы, задумавшись над теми возможностями, что открываются перед ним после того, как дело приняло столь неожиданный оборот, увидел, что уже без десяти минут шесть, и велел ей отправляться к себе и одеваться, пока он будет принимать душ.
— Может быть, мне подержать мыло? — спросила девушка.
— Можешь приготовить мыльную воду, чтобы я прополоскал ею рот, — сказал Ларри в той же тональности, с какою Тони рассказывала ему о телефонном разговоре с Недом, и вытолкал ее к двери. Она была, отметил он про себя, когда струи воды полились на его тело, совершенно бы восхитительной, если бы не это ее
