- Так… здесь всё нормально. Ага. Здравствуй, нормальный интернет.
На мониторе чёрное окошечко с белыми цифрами, Паша следит за всем этим с живейшим интересом.
- Давай посмотрим, сколько оптимистов уже в сети.
- Отстань… мне сейчас не до глупостей, - бурчит Лёня, но щёлкает по ярлычку корпоративного чата.
Жёлтое окошечко возникает поверх чёрного, и парни одновременно вздыхают. Там с пятнадцать контактов онлайн. Или с двадцать. Куда больше, чем они ожидали увидеть.
- Мы нашли инопланетные цивилизации! - орёт Паша. Кепка взлетает к потолку, планирует вниз, а Паши уже нет на прежнем месте, он отплясывает в коридоре дикий танец, руки и ноги взлетают, из-под ног сыпется весёлая дробь.
- Что там? - орут ему. - Что там нашли?
Паша торжественно выдыхает на каждом новом прыжке:
- Лену. Одуванчика. Малинку. Олю… там их много, ребята! Настоящий гарем!
В мгновение ока вокруг Леонида собирается толпа. Маленький Женя тянет шею и пытается пролезть в передние ряды.
- Кажется, соседнее здание, - задумчиво говорит Леонид. - Что вы все тут встали? Не загораживайте от меня мысли… должно быть, я заодно подключил нас и к их сетке.
- Ты молодец! - искренне говорит Лоскут и возвращается к монитору, по которому уже бегут строчки сообщений. Девчонки в чате называли их “засранцами” и “забаррикадышами”. Но смайликов, во всяком случае, ставили много. - Дайте я чиркану Ленке! Вон той, которая Оранж… сто лет с ней не общался!
И в порыве чувств кричит в монитор:
- Ленка-а-а!
Самые ушлые уже с топотом несутся по коридору к своим компьютерам.
Так у них появилась какая-то более или менее существенная связь с внешним миром.
А скоро всходы дали сообщения, опубликованные кем-то из ребят в ЖЖ. Вечером четвёртого дня Хасанов поднимает голову от книги на торопливые звуки шагов и видит Женьку.
- Там кого-то бьют.
Ислам откладывает книгу.
- Что?
- Ногами. Иди, посмотри. Из гостиной должно быть видно…
В гостиной народу собралось порядочно. Ислам протиснулся в первые ряды, и Лоскут, растекающийся носом по стеклу, уступает место.
- Вон там, Хасаныч. Видишь? Кого-то катают по асфальту. Уу, аж клочки летят. Довольно много человек дерутся.
- Из наших?
- Не разберёшь в темноте. Нет, наших нет. Никто сегодня не выходил, Рустам только собирался. Теперь вряд ли пойдёт.
Прибежал с растерянным видом Лёня.
- Там в дверь колотятся. Колотились. Потом тишина. Страшно.
Постояли-постояли и так же, в молчании, разошлись. Внизу несколько человек - пять или шесть - скрутили и затолкали в газель с мигалками.
Информация появилась только через сутки, на просторах интернета. Несколько студентов попытались примкнуть к забаррикадировавшимся в общежитии. Попытка была пресечена правоохранительными органами.
Вместе они собрались, наверное, для храбрости. Чтобы подкормить ту же самую храбрость, может, ещё и выпили. У них не было знакомых по эту сторону, и потому они просто собрались и пошли к главному входу. Где их и заметили круглосуточные дежурные.
Засевшим внутри осталось только отрастить на макушке ушки, глаза на стебельках, чтобы заглядывать за углы, завести седьмое, восьмое и другие экзотические органы чувств. Тревога противно загоняла иголочки под ногти, щекотала ноздри.
Хасанов в тот вечер напился. Всё это подействовало на него куда сильнее, чем Ислам, уже проросший в ситуацию, ожидал. За стойкой консьержки был припрятан умыкнутый им когда-то с работы коньяк, и Ислам потреблял его сначала в компании табурета и настольной лампы, чудом уцелевших после строительства баррикад, потом Проглота, чёрного с белым кота, уже третий день живущего с повстанцами, затем Паши и под конец каким-то образом обнаружил свою голову на коленях у Наташи. Жёлтый свет лампы сочится через веки, сочится ночь, смешиваясь с движением тополиных шапок за окнами, и после пятой рюмки начинает казаться, что весь мир пришёл в движение. Материя движется, мешается с другой материей, и в сознании всплывают страницы, что-то о диффузии, ещё из старших классов. Не то из курса физики, не то химии. Буквы там тоже оказались недолговечными, Хасанов наблюдает, как они растекаются по страницам кляксами и жирными чернильными подтёками. Разговаривать неохота, и он молчит сам с собой и с лампой, молчит с котом, который вспрыгнул ему на колени, свесил хвост между ног и хлещет им по внутренним сторонам бёдер. Молчит с Пашей, который подозрительно не вовремя утягивает из-под вялых пальцев рюмку и вызывает головокружение одной своей пронзительно клетчатой рубашкой.
Проглот недовольно завозился на коленях, и Паша забирает его себе.
- Уронишь нашего командира… стукнется головой обо что-нибудь, а мы с… - он взглянул на этикетку, - с Трёхзвёздным Капитаном будем виноваты.
Животное появилось в их обществе вместе с очередной посылкой, в которой, помимо прочего, было полтора килограмма сосисок, картошка, капуста и ценный стратегический ресурс от Самарского пивзавода. Никто не знает, кто отправил сей подарок, но упакован кот был именно как подарок - перевязан поперёк пуза синей ленточкой, со связкой сосисок в зубах и бешеным взглядом. Тощий, как сам чёрт, шерсть на пузе свалялась, но хвост стоит трубой, а на морде выражение наглое и жадное. Из-за этого выражения его и прозвали Проглотом. Никто не думал, что у кошек могут отражаться эмоции на морде, но однозначно все прочитали среди стоящих в штыки усов и чёрной кнопки носа потрясающую наглость.
- Вот те на, - говорит Лёня, вынимая изо рта у кота сосиски. - О крысах-вредителях я слышал, но чтобы о котах…
Тянется следом за сосисками, и Лёня щёлкает его по носу. Очищает одну от оболочки; кот ловит кусок на лету, начинает жадно чавкать, одновременно отслеживая судьбу остального куска. Ленточка у него смешно сползла на зад, лапы путаются в ней, одна зацепилась когтями и прижата к пузу.
Сейчас он слегка отъелся, ходит по комнатам с весьма хозяйским видом. Обожает звук обёрточной бумаги и шуршание полиэтиленовых пакетов, своими огромными локаторами способен уловить эти звуки хотя бы на другом конце здания. Завёл себе по две плошки на каждом этаже.
Чёрный с белыми носочками, грудкой, подбородком и кончиком хвоста. Странный кот. При обилии кроватей спящим его можно обнаружить в самых неожиданных местах. Например, на бачке унитаза. Днём иногда сидит на подоконнике и ворчит на улицу. Не на пролетающих пташек или пробегающих мимо собак, как делал бы любой уважающий себя кот, а просто на улицу. Она представляется ему большим голодным зверем, хрипящим моторами машин, изрыгающим выхлопные газы и пялящимся всюду горящими глазами окон. С жёстким снегом зимой, пристающей к лапам грязью летом и прочими неприятностями.
Ест он от пуза. Бытовало мнение, что кота
