— Сам… Всё получится… — убеждал он себя, пробуя снова и снова, снова и снова терпя неудачу. — Ради чего? Ради Энн? Да, ради Энн… Ради неё нужно постараться… Я могу хотя бы постараться.
Энью глубоко вдохнул — не с первого раза: дыхание всё ещё сбивалось, — раскинул руки и начал собирать магию. По крупицам, доставая её из раскаяния и боли, из горя и злости, из несправедливости и едкой кислоты памяти. Руки налились синевой, и он, шипя, сжал зубы. Её оказалось больше, гораздо больше, чем раньше, и он сделал несколько плавных движений, почувствовав, как она волнами спокойствия перекатывается в теле, расходится по организму вместе с кровью, наливая жаром всё от головы до кончиков пальцев. Он с шумом выдохнул и сделал несколько резких проворотов с ударами, ощутив, как магия всколыхнулась и голубым паром вышла наружу, обратив в пар ближайшие капли.
— У меня есть всего полдня… — раз за разом повторял он, делая очередной выпад мечом. — Всего полдня… Значит, нужно не так, всё не так…
Примерно подсчитав время до сумерек — после тренировки оставалось, по меньшей мере, шесть часов, — Энью, сам тоже промокший до нитки, уселся на ровный влажный камень, подогнув под себя ноги, и закрыл глаза. Перебрав в уме все варианты, он пришёл только к одному — окончательному: чтобы сражаться наравне с Нимом, нужно больше силы, чем у него есть, но огонь он использовать не может, значит, остаётся только увеличить магию в теле. Проблема была в том, что сосуд может не выдержать потока, но Энью надеялся, что сможет сгладить последствия, использовав всё в кратчайшие сроки. Хотя, он не слышал о том, что кто-то раньше проверял эту идею на практике.
Он выровнял дыхание и соединил ладони, образуя руками замкнутый цикличный круг, узел для скопленной магии. Сила бурлила вокруг, всплывала в реальность синими точками и замысловатыми формами, собиралась линиями на кончиках пальцев, пока он копил её, образовывая вихри вокруг иллюзорных соприкосновений с телом. Вот энергия дошла уже до плеч, потом до ключиц, коснулась шеи и поползла в обе стороны, вызывая поочерёдные приступы боли и удовольствия, сменяя ночные воспоминания воспоминаниями недельной давности, где рядом с ним были Энн, Левард и, потом… Хиллеви. Энью постараться избавиться от назойливых мыслей, но они всё лезли и лезли в голову вместе с бесконечно стучащим ливнем, вместе с оглушающим шумом влажных листьев и клацаньем ветра о камень. Когда магия наполнила всё его тело, кроме головы, он почувствовал, что ещё немного, и он получит что-то безграничное, безмерно громадное и бесконечно долгое, но, когда рука уже потянулась в желеобразное марево миража, он резко сжал кулак и одёрнул её, запечатывая магию под замок. В этот момент он словно увидел своими глазами блок синего шара внутри, поставленный Хиллеви — огромное око, соединяющее цепи беспристрастия, останавливало рвущийся наружу огонь, и Энью, стараясь убежать от случившегося, поспешил вернуться из видения в реальность. И, что странно, линии, обычно невозмутимые, как и вся природа, тянулись в сторону города, собирались в комки энергии, накрывали дома куполами кудрявых течений.
Энью возвращался назад. Пока солнце стояло высоко над горизонтом — ещё тёплое, греющее куртку — деревья и дома почти не отбрасывали тени, и от этого мир казался неестественно красочным: это было время, когда тьмы было настолько мало, что сам воздух будто излучал ароматы тепла, хлеба и свежей травы. Он как раз зашёл перекусить и восстановить силы в булочную недалеко от стен. Всё мучное было твёрдым, поджаристым и свежим, так что он взял наугад пару булочек с творогом и теперь шёл по улице, наслаждаясь желтоватым молочным оттенком, играющим на фоне бесхитростно вкусного и горячего хлеба. Было людно и шумно, как, впрочем, и всегда бывает в больших городах. Через ворота позади него проехали несколько повозок с семьями — беженцев, наверное, — и всадников, направляющихся в замок. Энью зашёл за ближайший угол и сначала переулками направился к месту вчерашнего происшествия, но потом, подумав, свернул чуть левее, где было побезлюднее, и где, скорее всего, тоже проходил туннель. Собравшись с духом, он трижды вдохнул и выдохнул, успокаивая давление, и, направив магию в камень, осторожно разобрал кладку и убрал землю.
Он оказался прав: под ней оказались деревянные подпорки лаза, и он спрыгнул вниз, заделав за собой дыру — на самом деле, его уже не волновало, заметят его или нет, хотелось только победить Нима и… вернуть Энн, а дальше как пойдёт. Внизу было гораздо холоднее и мокрее. Земля прямо пропиталась дождём, медленно, каплями уползавшим куда-то в недра, из-за этого ноги сильно хлюпали в грязи, а вся одежда сразу же измазалась в падающих с потолка комьях грязи. Но, пройдя метров сто в условном направлении вчерашних домов, Энью заметил, как почва стала крепче, будто её утрамбовывали, а доски сменились новыми, ещё и с железными подпорками. Сам проход тоже расширился: если до этого он не мог идти с раскинутыми руками, то здесь могло поместиться в ряд человека три плечом к плечу, а то и больше. Подсвечивая себе небольшим огоньком в руке, он преодолел ещё несколько подпорок, прежде чем услышал голоса. Проход был ровно прямой, так что в конце, далеко он разглядел как маячат несколько факелов. Свет был яркий и медленно приближался, всё громче становились шуршащие в отдалении шаги. Энью прислушался — точно больше одного человека, может быть, два, а то и больше.
Нужно было что-то делать, и срочно. Магии в его теле было достаточно, и он решился на то, чему его учили, но сам ни разу не пробовал — сокрыть присутствие, раствориться в окружающем мире. Он прислонился к стене и, соединив руки, постарался сконцентрироваться на контуре своей кожи, волос, одежды. Нужно было не исчезнуть самому, а заставить исчезнуть всё вокруг, оставив видимым себе только собственное тело. Убирая определённое восприятие из мира, забираешь и у самого себя, так что, раз Энью не мог смотреть, он максимально плотно вжался в землю, оставив работать только слух и усилив его так, чтобы хотя бы сосчитать
