— Она скоро проснется, — усмехнулась я, — она никогда не любила мне уступать.
— Кир, она…
— …обязана поднять свой зад с постели, — с этими словами я свесила ноги с кровати, прошлась по комнате. Деревянный пол был теплым и приятным. Большое зеркало заманчиво сверкнуло. Я зашагала к нему, — ЭТО ЧТО?!!
В следующую секунду в комнату, толкаясь, ворвались Каин и Найс, за ними зашла Викония и лишь после любопытно заглянула Лисель. Я огромными глазами созерцала свое отражение в зеркале. Повисла немая сцена. Первым заржал Каин. Причем не засмеялся, а именно заржал, тыча в меня пальцем и сгибаясь пополам. За ним волну хохота подхватили все остальные, даже обычно мало эмоциональная Лисель. Лео по началу тактично сдерживался, но, когда прямо с порога начал хохотать Ричард, прибежавший на шум, он тоже сдался. Не знаю, что я испытывала больше в тот момент — шок или ярость. На мне было белое кружевное платье. Судя по всему, его пытались выдать за ночнушку. Но нет же! Это было именно белое с перламутровым отблеском платьице, с оборками и небольшими бантами на юбке, рукавами фонариками. Кружева были повсюду. В мои немного отросшие волосы были ввязаны два больших банта с бусинками. На мгновение я подумала, что не хватает еще кружевных панталон. Но нет! ХВАТАЕТ! Я ошалело смотрела на Виконию, от смеха ее щеки покраснели, а сама она почти что сидела на полу. Я шагнула к ней и одним рывком подняла ее за шиворот.
— ЭТО! ЧТО! ТАКОЕ?!!! ВИКОНИЯ!!!
— Да чего ты? — продолжает смеяться она, — тебе идет!
— И правда, мило, — первой успокаивается Лисель, — я думала, умру и в платье тебя так и не увижу. А тут вон как получилось.
Я отпустила Вики, та продолжала посмеиваться, но уже тише, поспокойней. Каин смотрел на меня с умилением. Знаете, как смотрят на что-то маленькое и милое, ну, к примеру, котенок, или кролик.
— Я буду мстить, — коротко ответила я Вики.
— Как? Пока я спать буду, в латекс меня нарядишь?
— Это не месть. Ты и сама в латекс вырядится не против! — съязвила я, — где мои шмотки? Хоть какие-то!
Я переоделась и вышла из комнаты. Вики и Лисель отправились готовить обед, а я направилась в спальню, в которой находилась Верона. У меня перехватило дыхание, как только я открыла дверь. Она была очень бледной, под глазами синяки, казалось, крови в ней почти не осталось. Дыхание ее было слабым, но я чувствовала, как бьется ее сердце, я верила в нее. Сев на край кровати, я не могла осмелиться взглянуть на нее. Я смотрела опять же в окно, на заснеженные ветки ели.
— Вот не пойму я тебя, Верона, — вздохнула я, — то пытаешься пристрелить, то под ножи бросаешься, чтоб меня защитить…
— Ну, уверена, что ты бы поступила так же ради меня. И ради любого из нас, — слабо отозвалась Верона, заставив меня вскочить от неожиданности, — чего уставилась? Вы так ржали, что мертвого могли бы разбудить.
— Аааа…. — протянула я, — что могу сказать. Самое время приходить в себя.
— Он все еще здесь? Найс, — неожиданно спросила Верона.
— Да. А куда ему идти? — я чувствую, как сердцебиение Сентября учащается, — он сбежал с поля боя. Он враг и для «Фаворита», и для «Кровных Уз», получается — дезертир.
— Он враг нам!
— А вот тут не соглашусь. Те люди во главе с Харингард хотели убить его. Но и меня тоже жаловать не собирались. А как говорится, враг моего врага — мой друг, — пытаюсь весело отвечать я, но понимаю, полная безнадега.
— Ты идиотка? Он позвоночник тебе сломал! Превратил тебя в овощ на полгода! Предал тебя, в конце концов! — Верона привстает на руках.
— Воу, ты это, поспокойней. Лежи лучше! — пытаюсь положить ее обратно.
— Да ты дура, Февраль! Идиотка, каких свет не видывал! Так все взяла и простила??? — Верона начинает кричать, и я понимаю, что в чем-то она таки права. Но я все равно сделаю по-своему.
— Только глаза открыла, а уже орет, — в комнату аккуратно заглядывает Каин, — ну и как, сестренка?
— Ты с этим согласен?! — говорит она ему тут же, — ты согласен, чтоб он остался и вновь стал одним из нас?!
Каин чешет затылок. Задумчиво смотрит в пол, словно нашел там нечто весьма увлекательное.
— Ну, морду я ему уже набил… а в остальном — решение все равно за Акирой.
— Ты совсем тронутый?! — орет на него сестра.
— Что за крик? — в комнате опять образуется толпа. Лео заинтересованно смотрит на Верону, потом на меня и, коротко констатирует — ты — ведьма, Февральская! Гляди, и правда проснулась.
— Ты тоже с ними заодно?! — Верона с яростью смотрит на него, — тоже за то, чтоб этот остался?
Лео чешет затылок. Задумчиво смотрит в пол, словно нашел там нечто весьма увлекательное.
— Ну, морду я ему уже набил…
— ДА ВЫ ИЗДЕВАЕТЕСЬ?!
— Да угомонись ты! Сказано тебе — я решать буду! И он остается!!!
— Я не приму его!
— Да угомонись ты! — рявкаю я, — никто его не прощал! И доверять ему никто не собирается пока. Но мы не можем выгнать! Мы ведь не звери!
***
— Что ты делаешь?! Что ты делаешь со мной??? — Валькирия кричала не своим голосом, — пусти! Прекрати!!!
Она вырывается из моих рук, отпрыгивает в сторону, на бетонный пол льется алая кровь. Лужа постепенно увеличивается, Валькирия пытается сконцентрироваться на заживлении своей раны.
— Ты хотела играть, — шепчу я, и голос этот не мой, он принадлежит другой моей стороне. Безумной, безжалостной, которая ничем не отличается от свихнувшейся Ринслет. А может и в разы хуже ее.
Делаю шаг вперед, она назад. Протягиваю руку вперед. Щелк. Визг. Рин-Рин пытается отползти от меня на руках, ноги беспомощно волочатся за ней. Склоняю голову на бок, подхожу ближе, присаживаюсь рядом с ней. Мы смотрим в глаза друг другу. Вот интересно, у меня сейчас глазные яблоки такие же черные как у нее? Уверенна, взгляд мой так же безумен и пуст. Я протягиваю к ней руку, она наотмашь бьет меня по лицу чем-то острым. Порез кровоточит, кровь капает мне на руку.
— Что же ты делаешь? Рин-Рин, ты ведь хотела поиграть! — говорю я ей.
— Отойди! Не хочу с тобой играть! Я хотела быть доктором! — кричит она на меня обиженно.
— Ну нет, у меня ведь опыта побольше будет, — я улыбаюсь. Или скалюсь?
Я хватаю девушку за горло и сжимаю как можно сильнее. Меняя строение своих ногтей, делаю их стальными. Валькирия хрипит, дергается, пытается использовать хоть одно из своих умений. По моей руке хлещет ее бурая кровь.
— Смотри-ка, у тебя тоже есть кровь,