Останавливается и резко переворачивает на спину, трогаю его влажное тело, целую, мне мало, но он уже готов ещё и не может одновременно целоваться, а я не знаю, чего больше хочу, долго его губы, или побыстрее секс, но решать все равно не мне. Он удерживает руки над головой, кровать-распятие, забивает гвоздь в одно и то же место, со всей дури.
Повторяю, что мне больно. Немножко вру. Но мне нравится, как он звереет, движения быстрые и рваные, он словно мстит мне таким способом, я обидела его, а он отыгрывает, и уже поверила бы, что использует, если бы не его слова. Перемешивает кусочки правды с глубокими выдохами : боюсь, что все кончится. Хочу побольше успеть. Тебе сильно больно? Мне крышу рвет, что-то толкает будто.
- Злость, - зажимаю его волосы между пальцев, тяну. - Не простил?
- Простил. Но жду, что ты снова уйдешь.
- Нет, ни за что.
Он целует живот и спускается ниже, Антон тоже так делал, но нечасто, считал, что парню стремно целовать там. А Сереже нет, он у меня между ног, но не как раб, а как хозяин, владеющий безраздельно, его тело, он его целует, хочет, любит, без него не может, он тянется ко мне и у него на языке вкус нашего секса, и мы уже настолько близки, что сильнее некуда, баста. Проваливаюсь куда-то и тону, и не хочу выныривать, и дольше века длится ночь, всегда так будет, пусть все катятся.
Меня возвращает в реальность громкий стук, в квартиру тарабанят, но слов из-за матов не разобрать. Грохот такой, будто дверь вот-вот с петель слетит.
Голова тяжёлая, как из чугуна, с трудом отлипаю от подушки. Он неохотно слезает и тоже матерится.
- По лестнице спущу.
- Ты голый пойдешь? - наощупь выдираю плед, скатавшийся под завалом подушек, заматываюсь в него. - Давай я.
Он шарит в темноте, нащупывает ручку и щелкает.
Тут же нам в ноги ударяет поток холодной воды из коридора.
- Чёрт, - выдыхает он. - Кажется, соседей затопили. Я воду не выключил. Там эта мерзкая Люба живет?
- Ага. Капец.
Глава 23
Выжимаю тряпку в ведро.
Вода полилась на кухню и по всему коридору, у Любы потолок ” весенний водопад Атыш”, как она проорала. На пороге в круге света грозно возвышается ее черный силуэт, просто блэк сайз.
Еще есть много соседей, утро и всем куда-то пора, но лифт не используют принципиально, зачем, если на пятом этаже бесплатное кино в озвучке без цензуры.
Он возит тряпкой рядом, слушает отповедь про малолетних преступников, и Люба торчит костью у него в горле. Входную дверь не закрыть, тогда мы ничего не увидим, а надо собрать воду, но без комментариев по типу “бессовестные нахальные избалованнные малолетки, как же вы меня достали, я сегодня позвоню Алене”, было бы лучше.
- Если она не заткнется, выпущу Цезаря из комнаты, - Сергей поднимает полное ведро воды и несет в туалет.
Ползаю по коридору и мерзну. По низу сквозняк, а у нас не бассейн, а я по глупости натянула джинсы и они вымокли насквозь. Трясет, с водой у меня настоящее проклятье. Может, Сережа вовсе не Сережа, а Ктулху, владыка миров, спящий на дне Тихого океана, воздействует на мой разум, и я иду на его зов.
Он возвращается, забирает тазик и снова уходит. В дверях топчется Люба и тянет шею любопытная тетя Света. Грызет семечки в ладошку.
- Доигрались. Будут мне потолок менять.
- Да что ты, а у нас навесной, сватья рассказывала, у них при потопе он прогнулся вниз, подгузником сработал, вся вода на нем осталась.
- Ну, мне не до роскошеств. С такими-то жильцами. Изгадят ведь все, падлы.
- Вы можете уйти? - не выдерживаю, замахиваюсь тряпкой. В стороны летят брызги. - Я не обязана слушать, что вы думаете. Заплатим мы вам. Хоть потолок сделаете приличный. Не чета хозяйке.
- Слышала хамку? - Люба цокает Свете. Отступает на площадку, продолжает издалека. - Ремня ты мало в детстве получала. Я бы за тебя взялась, как следует, всю задницу раскрасила.
- Меня родители вообще не били. А вашего ребёнка жаль.
- Ты моего ребёнка не трогай, своего сначала роди!
- Родим обязательно. Мадам, держите и адью, - Сережа пересекает коридор в несколько шагов, на ходу выхватывает деньги из кошелька. Сует ей в руки. - Вечером остальное завезу. Посчитаете, как раз, сколько вам надо.
Люба слюнявит пальцы и шуршит бумажками под носом у вездесущей Светы. Та, затаив дыхание, держит семечку у рта. Люба несколько раз перепроверяет сумму. Убирает в карман халата:
- Если думаешь, что я твоему папашке не расскажу, так я расскажу, еще как, - указующий перст направлен ему в грудь. - Не выйдешь сухим из воды, нетушки, - она еще и шутит, юмористка.
- Хоть президенту, - соглашается Сережа. - Через шесть рукопожатий, - хлопает дверью.
- Мне темно, - напоминаю.
- Щас она уйдет. И откроем.
- Она же правда маме позвонит.
- И что? Я с Аленой разговаривал вчера. Попозже еще наберу.
- И про нас сказал?
- Нет пока.
- Вот именно, - передергиваю плечами.
У меня рыльце не то, что в пуху, можно скрутить нитки и свзязать теплые шерстяные носки всей нашей семье, и Любе заодно. Представить боюсь, что мама мне скажет.
А потом еще и папочка. Примерно: Олеся, тебе восемнадцать лет, а до сих пор кисель вместо мозгов.
То есть Самогон.
Смешаем коктейль из драмы и получится: как ты могла, дочь.
Прислушиваюсь к шуму на площадке, в полутьме двигаю к себе ведро. Отжимаю полотенце.
- Можем сегодня же мастеров вызвонить, - предлагает Сережа. - Переедем к моему другу пока.
- К которому ты баб водишь? - хмыкаю. - Вику, Иру, Злату, половину группы. Теперь меня, наконец, до кучи, - классная идея, парень. - Сам к нему едь. Я к папе.
Он приоткрывает дверь. Желтый свет лампочки отражается в лужах у порога. Наклоняется и собирает воду. Говорит:
- Тебе проще к отцу, чем со мной, конечно.
- Это, наверное, странно, что я не хочу в тот притон.
- У нас так никогда ничего не получится.
- Не делай из меня крайнюю опять.
Возим тряпками и молчим. Опаздываем в универ. Пахнет сыростью и канализацией, несчастная наша квартира. Электричества нет, линолеум разбухший, вздувается пузырями, слава гремит на весь подъезд, и ладно бы заодно оставались, вдвоем против всего мира, сказочно звучит, и
