— Хей, взгляни на меня.
— П-п-прости, сестра, — говорит он дрожащим голосом.
— За что ты извиняешься, а? За то, что ты такой удивительный, добрый и замечательный? За то, что ты победитель? Потому что это именно то, кем ты являешься! — он не отвечает мне, пряча свое лицо за плечом Ретта.
— Какое у нас есть правило, Коннер? — я толкаю его ногу. — А? Скажи мне правило.
Он все еще вздрагивает и стыдится, так что я отвечаю за него.
— Ты выигрываешь, а все остальные придурки проигрывают, так?
— Так, — он ворчит из своего укрытия, в то время как Ретт потирает его спину и улыбается мне.
— Кто победитель?
— Я победитель. — Он смотрит на меня одним глазом. Моя драгоценность. Как кто-то может быть скупым на эмоции для этого лица: для этих огромных, невинных глаз, заполненных неконтролируемой любовью и этих ямочек на щеках?
— Ты чертовски прав. — Я вскакиваю, хватая его руку, чтобы поднять ее в торжествующем жесте вверх. — Леди и джентльмены, мальчики и девочки! Коннер Мэтью Кармайкл — победитель!
Парни хлопают и кричат, в то время как Ками закатывает свои глаза и продолжает наполнять сумку своими чертовыми вещичками. Теперь лицо Коннера сияет улыбкой от уха до уха, и все снова возвращается на круги своя.
— Я заберу себе ее рыбку, — хвастается он, и все мы просто умираем со смеху.
Вот дерьмо, все это время он держал пакет с рыбками! Но теперь он ничего не держит, и целиком потерян в своем волнении. Похоже, что мы сделаем еще одну остановку.
— А я заберу себе верхнюю койку! —вмешивается Джаред, поскольку ему надоело спать на нижней полке. Мои парни всегда ищут во всем плюсы.
После двух самых долгих часов в наших жизнях, наполненных удушающим напряжением, клубившимся в воздухе, мы наконец-то останавливаемся там, где можем высадить Ками. Большая удача для нее — то, что мы все еще находились на территории Огайо, когда она показала свою настоящую натуру, поэтому она смогла позвонить кому-нибудь, кто ее бы забрал. Иначе я выбросила бы ее сразу же. Во всяком случае, я думаю, что поступила бы так.
Бросив на стол карты прямо посреди нашей игры в «Уно» на четверых, Коннер вскакивает, как только мы останавливаемся, и ему открывается вид на парк из окна.
— Ты не сказал Уно, — дразнит его Ретт, — я побеждаю.
— Подвинься, — рявкает Ками на Коннера, пытаясь отпихнуть его с дороги и толкнуть своим чехлом в его бедро, как она обычно делает.
— Я не шутила на счет нее, — предупреждаю я Джареда угрожающе низким голосом. — Пусть она уберется из моего автобуса, иначе тебе придется придумывать мое алиби на время убийства. — Я действительно озадачена и не имею ни малейшего понятия о природе ее озлобленности, скрытой ото всех до этого случая. И, вполне возможно, у нее просто был катастрофически ужасный день… но я не хочу рисковать и давать ей возможность на еще один такой день в моем автобусе.
Джаред спешит к двери и обвивает рукой плечи Коннера:
— Давай-ка отступим назад, чувак, и дадим Ками место, чтобы выйти из автобуса.
— А куда Ками идет? — он растерянно озирается по сторонам. — Ками, ты куда?
— Подальше, бл*ть, отсюда!
Джаред инстинктивно отодвигает Коннера назад, спасибо Господу, потому что она меня уже достала. Я вцепляюсь в нее и теперь поднимаю свой кулак, полный ее волос. Ретт смеется и оттаскивает меня за талию.
— Все почти кончено, — шепчет он, касаясь губами моего уха. — Держи себя в руках и позволь ей убраться из этого автобуса, и тебе больше никогда больше не нужно будет о ней беспокоиться. Ну, давай же. — Он выпутывает мои пальцы из ее сальных волос и пятится, таща меня за собой. — Давай, посиди со мной, пока она не уйдет.
Я делаю это только потому, что меня удерживают. Он крепко обнимает меня, пока я сижу у него на коленях, прижав голову к его груди. На самом деле все это приводит нас к просто огромной проблеме:
— Через пару дней концерт, а у нас нет гребаного басиста. И что мы теперь собираемся делать?
— Я могу играть! — Коннер поднимает свою руку. Он подслушивал. Джаред подталкивает его плечом, и они садятся рядом с нами.
Время для собрания нашей маленькой семьи, за исключением Брюса. Он всегда занимает капитанское кресло, которое сейчас пустует.
— Ты просто замечательно играешь, Кон. — И это было правдой. Он был очень талантливым парнем, даже написал пару песен очень давно. — Но ты нужен нам на тамбурине, помнишь? — Джаред, любя, напоминает ему.
Каждое шоу дядя Брюс следит за Коннером, они стоят прямо за сценой, где он трясет свой тамбурин, словно чемпион. Я чувствую себя ужасно, потому что все, что он теперь может делать — это просто трясти шумящую штуку, но я не знаю, к чему приведет его выход на сцену. Это непредсказуемо. Некоторая публика лучше, некоторая хуже, и места наших выступлений варьируются от маленьких и любезных до больших и шумных. Мы приспосабливаемся ко всему.
— Это верно. — Его лоб морщится. Как это мило.
— Не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. — Я встаю, наконец-то осознавая, что Ками уже ушла. — Хочешь размять ноги на воздухе, приятель?
Прогулка на воздухе нужна не только ему, но и мне, чтобы прояснить свой разум.
Я не имею ни малейшего понятия, о чем мы все думали, и страшнее всего то, что именно я потянула нас к разрушению. На самом деле, изначально все это было моей идеей, наши выступления стали всем, что есть у Джареда и Ретта. Даже если мы бросим все сейчас, то у меня все еще есть Коннер и заначка для отступления, но вот парни были социально и материально отторгнуты от их дерьмовой семьи, как только они ступили на борт нашего автобуса. Ну, официально, основа этому была заложена уже давно. Просто они наконец-то дали своим родителям оправдание для чайных вечеринок в стиле «ничего страшного, что нам все равно на своих детей, ведь они…». Так что, я не могу просто отменить концерт. Может быть, для меня это не так уж и важно, но я предполагаю, что для Джареда и Ретта так и есть. Мне нужно чудо… предпочтительно, чудо с сочувствием или такое, которое может сфальсифицировать его с закрытым ртом, а также умеющее бренчать на бас-гитаре.
То, что началось с разминки для ног на
