— Там, откуда я родом, автостопщики обычно стоят на дороге в том месте, где ты легко можешь их заметить. Это увеличивает возможность поездки. — Его левая бровь приподнимается, а в глазах, клянусь, появляется огонек. — Судя по тому, что я сижу на пустынной остановке для отдыха, либо я худший автостопщик в истории, — он делает еще один шаг ближе ко мне, — либо ты вешаешь на меня неправильный ярлык.
Какое-то странное ощущение ползет вверх по моей шее, затем по лицу, и заканчивая покалыванием в затылке. Сбитая с толку, я дотрагиваюсь до своей щеки. Что, черт возьми? Я покраснела? Я даже понятия не имела, что мое тело способно на это. Интересно, мои щеки теперь покрывают тонкие и нежные женские румяна или красные, как свекла, разводы? Кроме того, я никак не могу понять, что с этим парнем?
Я не краснею и абсолютно точно не подмечаю, какой бренд джинсов носит парень, и еще… я не бросаю вызовы интригующим незнакомцам. За все время, потраченное мной на разговор с ним, я превратилась в абсолютно неузнаваемую версию себя, и она мне не нравится… но я и не была в восторге от себя обычной. Ничто и никогда не удивляет меня по-хорошему и тем более не пробуждает к жизни те части меня, которые, по моему мнению, просто не существовали или давно умерли во мне.
Вот серьезно, девочки в старшей школе? Совершенно ненормальные. Слишком остро все чувствующие, краснеющие и неприятные причуды природы. Я никогда не была одной из таких девушек и не позволю себе стать одной из них.
— В любом случае, я не играю на бас-гитаре, просто перебираю струны в свое удовольствие. — Он бросает взгляд на свой кейс.
Мы стоим достаточно близко друг к другу, так, что его дыхание касается моих уже и так горящих щек, и по его глазам я вижу, что он скромничает и немного привирает. Он умеет играть. Я снова отступаю назад, начиная злиться на него. Почему он отвергает мою помощь? Девять из десяти рецепторов, находящихся в моем мозгу, хотя, на самом деле, я понятия не имею, сколько именно рецепторов должно находиться в мозгу у человека, кричат на меня, чтобы я поскорее убежала от этого парня. Мое сердце выскакивает из грудной клетки, и то, что я все еще не обернулась, чтобы проследить за Коннером, делает меня, хоть и на пять минут, ужасно небрежным человеком. Очень плохо. Пришло время для того, чтобы перегруппироваться. Мне нужно прийти к решению, которое не будет превращать мои соски в резчики по стеклу. И вот… я смотрю вправо, замечая, что у Коннера все в порядке, и осознаю, что вновь болтаю с этим парнем так, будто бы у меня есть запасной план или что-то типа этого.
— Джаред играет. Имею в виду, на бас-гитаре. Вообще, он может играть на чем угодно и все что угодно, и делает это просто прекрасно. — Я приподнимаю подбородок, гордясь моим мальчиком. — Поэтому, если ты сможешь справиться с гитарой, он возьмет на себя бас, без проблем.
Он потирает подбородок между указательным и большим пальцами и рассматривает меня, но в классном «глаза выше шеи» стиле. Его правая бровь поднимается, и я вижу, как он двигает своим языком вперед и назад по нижней губе. Женщины по всему свету отдали бы большие деньги за шанс увидеть, как этот парень делает хоть что-то, даже алгебру, поверьте мне. Я занесу все его привычки в каталог в алфавитном порядке, если он присоединится к нам в автобусе — если приподнимается его левая бровь, то это значит, что он в игривом настроении и готов шутить, но если приподнята правая бровь, то это значит, что он очень серьезен и возможно анализирует что-то важное.
— Почему бы тебе не позволить мне попробовать, раз уж застряла в такой ситуации? Кэннон Блэквелл, больше не автостопщик. — Он протягивает мне правую руку. — А ты?
— Лиз. Складка пересекает его лоб, и он неловко отодвигает руку, не пожатую мной. Просто я не готова так рисковать, прикасаясь к нему «кожа к коже». Я смущаюсь еще больше из-за множества бешеных, противоречивых мыслей, роящихся в моей голове, пока мы разговариваем.
— У тебя есть фамилия, Лиз?
Я уклоняюсь от его вопроса и глубоко вздыхаю.
— Вот в чем состоит наша сделка. Я приняла тебя за блуждающего музыканта, в котором мы нуждаемся. Тебе нужно будет пройти проверку личности, осмотр тела и пописать в стаканчик для теста на наркотики, прежде чем ты ступишь в мой автобус. Мы — не какая-то международная сенсация, а просто маленькая, весело проводящая время, группа. Ты будешь делить все деньги с концертов с Джаредом и Реттом, за небольшим вычетом для Брюса и Коннера, а я плачу за все остальное. В свою очередь, ты соглашаешься не принимать наркотики ни в моем автобусе, ни вне него. Ты можешь снимать шлюх, меня это не касается, но не приводи их в автобус. Ты можешь пить в моем автобусе, но не превращайся в неаккуратное животное перед моим братом. — После длинной речи я опускаю плечи и глубоко вдыхаю.
— Как называется группа? — и это именно то, что он вынес из моего монолога? Определенно не обычный ответ на речь такого типа. Многие люди стали бы спрашивать, что точно обнаружит проверка личности или какого типа наркотики проверяет этот тест, что-то типа этого.
— «Увидимся в следующий вторник»6. Его голова склоняется набок, несколько каштановых прядей падают ему на лицо, и он ухмыляется:
— Твою группу называют… мм… словом на букву «в»?
— Ты слышал, чтобы я назвала ее влагалищем? — я бросаю ему вызов, прикусывая губу в попытке не рассмеяться.
— А ты играешь, Лиз?
— А что? — я спрашиваю, ожидая вызова.
— Ну, ты такая же злющая, как и милая. Не уверен, что смогу справиться с тройной угрозой. Если ты тоже играешь, то я могу оказаться в большой беде. — Он улыбается, а точнее сказать, его рот совершает просто умопомрачительные и крышесносные вещи. Я не уверена, что это можно считать улыбкой.
— Сестра! — рев, проносящийся сквозь безмятежный день и повторяющийся снова, но уже более отчаянно. — Бетти, иди и найди меня!
Я поднимаю палец к губам, безмолвно прося о минутке, и поворачиваюсь, улыбаясь бегущему ко мне Коннеру и Джареду, в точности повторяющему его маршрут.
— Беги сюда, приятель! Я хочу познакомить тебя кое с кем.
Скажите мне, что он не гений
