Он сильно хромал, лицо покрылось бусинками пота, от которого стало липким тело под комбинезоном. Харата почувствовал, как к нему возвращается страх. Он слышал их неподалеку, они шаркали, принюхивались, рычали. По рельсу с треском пронесся разряд энергии, и в туннеле послышался грохот. Маглевы автоматически ходили по графику. Мимо промчался очередной вагон, шумный и яркий. В резком свете снова возникли бледные. Гораздо больше. Они с криками приближались по туннелю, появляясь из ниш и закоулков — изголодавшиеся и доведенные до предела.
Харата заторопился, но сломанная нога тормозила его, словно якорь. Впереди замерцал свет — должно быть, станция. Он прибавил ходу, силясь достичь света, достичь спасения. Сердце колотилось, дыхание срывалось. А потом костыль подломился под ним, и он упал. Вспыхнула раскаленная добела боль, опалившая каждое нервное окончание. До него донесся запах гнили и сырости, и он понял, что они близко. Слишком близко.
Он ощутил электрическую вибрацию рельса. Тот был на расстоянии вытянутой руки.
Харата знал, что люди вроде него умирают одним из двух способов. Либо их убивают при исполнении работы, либо же они в конце концов осознают свое моральное падение и пускают пулю в лоб, чтобы уйти от ненависти к самому себе. Во второй вариант он не верил, считая, что это путь трусов. У таких социопатов, как он, нет морали. У него была лишь его мантра.
Выживи или умри.
Тухлое дыхание обдало ухо и защипало ноздри.
Харата сделал свой выбор. Он протянул руку и схватился за рельс.
Глава XXIII
Спрятанное в теле
«Мул» двигался на север. Пассажиры хранили похоронное молчание, а повторяющееся дребезжание металла грузовика как будто оплакивало их горе. Здание участка превратилось в лишенную света высокую тень на заднем плане. Они были рады покинуть его проклятые стены. В нескольких милях впереди пролегала граница, от которой было еще несколько миль до ворот в верхний улей. Моргравия наблюдала, как Меагр вновь погружается в сон, словно все ужасы отошли зализать раны. Возможно, впрочем, те просто затихли и ждали. На краю обзора все еще бродили сгорбленные фигуры, слишком далеки и слишком медленные, чтобы о них волноваться. Меагр никогда не был богатым местом, но теперь он принадлежал бледным.
За рулем сидел Перегонщик. С момента выезда из участка он отмалчивался, что было для него нетипично. Барак, из–за ран получивший возможность передохнуть, урывками спал сзади, положив голову Яне на плечо. Рядом, с достоинством отстранившись, сидела Маклер, вглядывавшаяся в тени за окном, где проносились неровные силуэты костяков поселения. Она держалась за запястье своей изуродованной руки, как будто сам факт такого пожатия мог смягчить боль от сплавившихся пальцев.
— Этот кошмар… — проговорила Маклер. Ее голос сзади звучал чуть громче шепота.
Яна шевельнулась, но Барак продолжал спать.
— Он поглотит это место. Я чувствую в воздухе… страх. Он сведет нас всех с ума. Быть может, уже свел.
Яна наклонилась к Маклеру и успокаивающе положила ей руку на плечо.
— Имей надежду. Мы живы. Если сможем добраться до границы, то…
— Это неважно, — произнесла Маклер и повернулась к переднему ряду. — Вот она знает.
Моргравия подняла глаза, но не ответила. Ее кожу покалывало, словно в качестве реакции на сильный жар, однако в кабине было холодно. На лице проступили капли пота, и она смахнула их рукой в перчатке.
— Она знает, что будет дальше, — продолжила Маклер, — если это не прекратится. Они все сожгут. Такие, как она. Чтобы спасти тело, отсеки конечность. Разве не так? Очищающее пламя? Никто не пройдет через ворота живым. Они этого попросту не допустят.
Исходившая от нее горечь была так же физически ощутима, как и жар, пощипывавший горящую кожу Моргравии. Инквизитором начало овладевать ощущение вторжения, как будто в тело вгрызались насекомые. Она сдерживала себя лишь усилием воли. Сердце застучало в груди, ее накрыло приступом диспноэ. Горло сжалось, каждый нерв саднило и жгло. В глазу вспыхнула боль, словно в радужку вогнали горячую иголку. Ее воля не выдержала, будто дамба, капитулирующая перед яростью бушующего потока. Она сдалась вместе с ней.
— Выпусти меня… — прохрипела она. Голос так срывался, что его было едва слышно.
Перегонщик слегка повернулся на звук, но он ее толком не услышал.
Моргравия задыхалась, судорожно выталкивая наружу воздух и будучи едва в силах вдохнуть снова. Она вцепилась в переднюю панель грузовика, чем наконец–то привлекла внимание Перегонщика.
— С тобой все в порядке? — поинтересовался тот, искоса глядя на нее, но по большей части продолжая следить за дорогой.
Вдалеке вырисовался старый шахтерский район, заброшенный и весь пропитанный ощущением грядущей беды. Грузовик ехал по основной дороге, которая проходила насквозь. Обветшалые башни и склады приближались.
— Выпусти меня, — повторила Моргравия громче. По телу разливался огонь. Что бы ни спрятали внутри нее, оно пробивалось на волю.
Перегонщик нахмурился.
— В этой глуши? Тут ничего нет.
— Проклятье, сейчас же! — закричала Моргравия. Желудок сжался от бурного позыва к рвоте.
Грузовик свернул и остановился на клочке местности, поросшем кустарником.
Она вывалилась наружу, наполовину выпрыгнув, наполовину выпав, и ее стошнило на землю. Сплевывая остатки, Моргравия ожидала что–то увидеть в рвоте — некое жуткое свидетельство скрытой внутри нее болезни. Перед ней плескалась зловонная лужа извергнутой жидкости, но она в основном представляла собой скопление желчи. Та обжигала горло, горячая и едкая.
После опустошения желудка ощущение не прошло. Внутри чувствовалось шевеление, будто что–то нащупывали хирургическими инструментами.
— Дайте мне секунду… — произнесла она, задыхаясь от боли внутри, и нетвердым шагом пошла к полуразрушенному остову мануфактории, озаренному светом фар грузовика. Ей нужно было отойти, скрыться с глаз, подумать несколько минут, понять. От здания остался только первый этаж, но Моргравия заметила помывочный блок — старый, неиспользуемый, но еще целый. Она направилась туда.
— Инквизитор? — спросила Маклер, после чего открыла дверцу и вышла наружу.
— Какого хрена происходит? — спросил Перегонщик.
— Оставайся у грузовика, — велела ему Моргравия, более ничего не сказав.
Маклер двинулась следом за ней.
Перегонщик высунулся из окна.
— А ты–то куда идешь? Нет времени разбредаться.
— Не припоминаю тот пункт, где уплаченные мной деньги дают тебе право задавать мне вопросы, — отозвалась Маклер и зашагала прочь.
Перегонщик выругался и запалил очередную сигару, глядя ей вслед.
Узкий мостик пересекал рабочую траншею, уходившую ко входу в мануфакторию. Какие бы добытые из земли руды здесь ни перерабатывали, их запасы давным-давно иссякли. Здание было темным и холодным, словно задутая свеча зимой. В воздухе держался запах промышленности. С мануфактории вынесли все, имевшее хоть какую–то ценность, и она будто саваном покрылась пылью. На
