— Не только меня, — отозвалась Моргравия. — У тебя есть и еще что–то, так ведь?
Хел склонила голову.
— Ты вспомнила?
— Кое–что.
— Тогда иди за мной, я знаю дорогу.
Моргравия подавила скорбь, подавила желание прикоснуться к лицу Хел, чтобы ощутить непорочность, которая, как ей было известно, давно уже ушла. Это был внутренний порыв, глубокая тоска. Она не выдала ничего из этого. Потому что и сама не понимала. В воспоминаниях присутствовал пробел, словно те сговорились ускользать от нее.
Глава XXVI
Вера
Неверующие горели. Их кожа чернела, и они корчились в клетках, обгорая до костей, пока не оставалось ничего, кроме пепла. Те, кто еще ожидал своей участи в загонах, были вынуждены наблюдать. Некоторые плакали, другие смотрели с тупой увлеченностью. Большинство узников сбились в группы — часть в силу родственных связей, часть из простого племенного инстинкта. Человек не создан для жизни в одиночестве. Движущей силой его эволюционного цикла является врожденная тяга к размножению. Каждому нужен клан. Так повелось с первобытных времен, это важнейший для выживания инстинкт. Ведь поодиночке люди слабы, но вместе он сильны.
«А еще глупы», — подумал Кристо, размышляя об этих когда–то прочитанных словах. Культом овладела стадная ментальность, а их демагог Конвокация разжигал и подпитывал ненормальные верования. Убивая и сжигая, он вещал, якобы провозглашая волю Императора и преподнося объятых пламенем в дар тьме внизу. Кристо даже представить не мог, какие ужасы кроются в глубинах бездны, однако мысль о падении туда в виде обугленных костей приводила его в ужас. Она пугала его сильнее, чем смерть и боль, поскольку он невольно осознал — некая его толика, возможно, верила, будто в этой тьме что–то есть. Разумеется, это было неправомерное утверждение, однако он чувствовал. Он лишь недавно признался себе в этом, глядя на яму.
Присутствие. Он задался вопросом, ощущают ли его в свои предсмертные мгновения те, кого подвешивают наверху.
Он не отпускал Карину далеко от себя. Та мало что говорила с тех пор, как пришла в сознание. Какая–то его часть жалела, что это вообще произошло. По крайней мере, так она бы избежала этого ада. В буквальном смысле: долбаной огненной преисподней.
Вместе с ними держалось несколько рабочих с факторума, патронщики и производители брони.
Кланы.
Он сообразил, что Селестия отошла, лишь когда было уже слишком поздно. Та стояла одна, отдельно от всех племен, ведь ее собственное было мертво — его испепелил огонь, совсем как людей в клетках, или же сожрала деградировавшая разновидность человечества.
У тварей-каннибалов тоже было племя. Орда. Впрочем, похоже было, что они не доставляют церкви проблем. Возможно, именно так Конвокация согнал столь многих под ярмо своего культа. Он предложил защиту, убежище от мертвецов, и — хотя оставалось неведомо, как он добился успеха — назвал это верой, как поступает множество ограниченных людей, жаждущих власти. Если нечто нельзя доказать, в это необходимо лишь верить, слепо и абсолютно, вплоть до уничтожения всего, что встанет против, как бы рационально оно ни было.
Кристо двинулся в толпу, проталкиваясь через забитый загон и пытаясь добраться до Селестии.
— Святотатство… — произнесла она, поначалу тихо, одновременно оценивая и утверждая. — Святотатство, — повторила она громче и привлекла к себе внимание служительницы в маске, которая подошла к загону, непринужденно сжимая в кулаке дубинку.
— Заткнись, — ощерилась служительница, погрозив дубинкой.
Расправив плечи и вздернув подбородок, Селестия не отступила.
— Святотатство.
Служительница замахнулась, но Кристо вступился за Селестию и выдержал удар.
— Не тронь ее, — прорычал он. Родительский инстинкт сработал не только на дочь. Он увидел, что Карина приближается, и взглядом предупредил ее не подходить. Он и так уже впутался, ей это было ни к чему.
Служительница подозвала нескольких своих соратников. Часть из них была из числа недавно помазанных, и им не терпелось дать выход собственному страху, причинив страдания беспомощным. Кристо совсем к таковым не относился, но он был в меньшинстве. Словно ощутив перемену настроения, напуганное стадо в загонах попятилось назад. Между Кристо с Селестией и остальными образовался просвет.
— Мы не потерпим неподчинения, — произнесла служительница низким голосом, сулившим грядущую расправу. — Вас надлежит судить.
Ворота в загон открылись. Охранники по обе стороны держали наготове убогого вида автоганы, чтобы срезать любого, кто попытается бежать. Память о других попытках к бегству была еще свежа и удерживала узников на месте.
Уязвленная служительница со своими громилами вошла внутрь, и Кристо уже собирался шагнуть вперед, но ощутил на плече легкое прикосновение, удержавшее его. Он обернулся.
Селестия смотрела на него своими ясными глазами. Ее миловидное лицо было безмятежно. Он едва заметно качнула головой и вышла перед ним принять свою судьбу. Воздушная и чистая, она практически скользила над землей. Непокорность пронизывала все ее тело, словно адамантиевый стержень.
— Я — сестра Селестия из ордена Серебряной Лампады, — провозгласила она. — Я — дочь Императора, и в Него…
Тяжелый удар поверг ее на колени, и Кристо вскрикнул, готовый рвануться вперед, однако Селестия остановила его дрожащей рукой. Рваная рана у нее на лбу заливала кровью один глаз, но она нетвердо поднялась на ноги и встала перед служительницей, которую трясло от ярости.
И от страха. Жестокие всегда боятся.
— … и в Него я верую. Я — Его орудие, Его священный меч.
— Ты мертвая девчонка, вот ты кто, — посулила служительница, получив поддержку своих товарищей по культу.
Селестия не теряла бесстрашия.
— Я осуждаю вас, — произнесла она. — Осуждаю эти мерзкие деяния. Я осуждаю вас! — выкрикнула она, и послушница как будто побледнела. То ли на убийцу произвел впечатление пыл сестры-послушницы, то ли ее руку удержало еще что–то, но еще одного удара не последовало.
На краткий миг Кристо осмелился поверить, что Селестия как–то достучалась до толпы, что ее истинная вера вернула им определенное здравомыслие. Этого не произошло.
Во главе противников появился Конвокация. Он выпотрошил служительницу Победой, вызвав у Селестии вскрик боли и злости, а затем, пока женщина истекала кровью на земле, ударил сестру-послушницу эфесом по голове. Удар был настолько жестоким, что она впала в полубессознательное состояние.
Жрец тяжело дышал под маской, будто собака, которую слишком надолго оставили на солнце. Он пытался обуздать свою злобу, последовавшую за актом насилия. Его взгляд сперва упал на Селестию, чье упавшее тело лежало у его ног, словно выброшенная кукла, а затем остановился на Кристо. В его глазах на мгновение замерцало нечто голодное и садистское.
— Взять их обоих, — приказал он. — Суд ждет.
Кристо пришлось тащить. Для этого потребовалось четверо мужчин. При каждом вынужденном шаге у него в ушах
