— Хел, почему мы здесь? — спросила Моргравия.
Хел шла впереди по щиколотку в илистых стоках, однако скользила во мгле, издавая мало шума. В вязкой воде покачивались бледные трупы, похожие на коряги. Они вздувались от разложения, от сгнивших зубов остались черные пеньки, а на месте глаз зияли провалы. Многие были слишком крупными и человекоподобными для грызунов.
— Когда чума усилилась, они расслабились, — произнесла она, не оборачиваясь и не сбавляя шага. — Я ждала, как грач на жердочке. Бледные меня здесь не беспокоили. Я умею быть неподвижной, когда захочу — неподвижной, будто мертвые. Я наблюдала, и в конце концов они показались, открыто ведя свои поиски в темноте и сырости. В забытых местах.
Моргравия не стала задумываться о том, как жутковато это прозвучало.
— В этом… подземелье?
— Да. Холодные, красные глаза, — продолжила Хел. — Клинки вместо конечностей и металлические тела. Охотники. Машины-убийцы. Как я. Их послали отыскать это. Я нашла его первой.
Моргравии в зловещих техноцветах вспомнилась стычка перед тем, как они добрались до здания участка. Звяк, скрип. Звяк, скрип. Песня мясника. Красная ненависть.
Моргравия крепко зажмурилась, прогоняя картину.
— Ты не машина, Хел.
Убийца остановилась, слегка наклонив голову вбок.
— Но разве я не инструмент, Мама? Созданный для конкретной задачи. Иными словами, машина?
Моргравия вспомнила, что говорила эти слова в точности так, как их произнесла Хел. Приступ раскаяния оказался тяжелым.
— Ты служитель Императора, — приободрившись, сказала она.
— И я хорошая?
— В Его и моих глазах ты праведна.
Похоже, Хел задумалась.
— Прости, что так долго искала тебя, Мама, — произнесла она, двинувшись дальше. — Мир внизу больше, чем я думала, и у него острые зубы.
Моргравия бросила взгляд в тени, гадая, что там прячется, и что все это предвещает. Равновесие возвращалось к ней медленно, тяжело. Не имея всей своей памяти, она чувствовала себя голой, незащищенной.
— Сейчас все это не имеет значения, — пробормотала она, и мысли ее опять вернулись к ворочающемуся внутри паразиту, а также к вопросу, придется или нет Хел убить ее, пока тот не вырвался на свободу. — Отведи меня к тому, что нашла.
Она подняла глаза на искривленный потолок. Низкие своды поблескивали от конденсата, напоминая влажные кости грудной клетки. Путь уходил в темноту, в шепчущую пещеру, где слышались голоса и шевеления в сумраке. Ботинка что–то коснулось, и Моргравия глянула вниз. Это была челюстная кость, плывущая в пене из черного пепла. Вместе с ней двигались и другие кости: палец, кусок черепа, фрагмент таза. Жуткий мусор, плавучее свидетельство массового убийства.
Хел тоже это заметила и обнажила меч, скрежетнув сталью по коже.
— Уже почти пришли… — произнесла она.
Без спроса пришло воспоминание — о маленькой девочке, стоящей перед храмом, отдав свое имя во имя долга; о запахе дождя; о том, как за ней закрылась дверь, и о слезах, что были потом.
Глава XXVIII
Бездна
Взметнув столб дыма и пара, клетка врезалась в воду, и по пещере разнеслось яростное шипение. Кристо погрузился во тьму, холодную и удушливую. Он чувствовал вкус пепла, солоноватая вода заливала нос и рот. На дне ямы оказалась глубокая лагуна, куда стекала канализация и промышленные отходы. Кожу жгло, сердце горело в груди. Он начал тонуть, и в голове что–то тяжело запульсировало. Неистовая паника, а затем, понемногу, спокойствие. Кристо забился, замолотил ногами и вырвался на поверхность.
Легкие заполнил огромный, судорожный глоток воздуха. Вонь усилилась. Он поперхнулся, стоя у берега по пояс в воде и терзаясь болью от усилий, приложенных для выживания. А потом повернулся и нырнул обратно.
Чернота, понемногу подступали давящее ощущение тесноты и ужас больше никогда не увидеть света. Он не допускал их, не допускал страха и паралича. Плыл все глубже и глубже, выставив перед собой руку с вытянутыми пальцами и отмахиваясь в непроницаемом мраке от задевавших его старых кусков костей. Он нащупал металл, грубый и изъеденный. Клетка. Ничего не видя, он быстро обогнул ее по периметру, хватаясь за прутья, пока не нашел дверцу. Та открылась с трудом, цепляясь за отбросы и преодолевая сопротивление грязной воды. К его руке протянулась другая, и он крепко схватил ее, заключил полумертвое создание в объятия и что было сил заработал ногами, пробиваясь к свету.
Откашливая черную воду с пеплом, Кристо ухватился за берег. Он едва смог взглянуть на Селестию. Та неровно дышала, ее кожа обгорела до мяса. Лежа на спине, она тряслась, содрогаясь от боли. Кристо нежно взял ее на руки и вынес из стока. Показался похожий на пещеру туннель — сводчатое пространство, арки-ребра которого тянулись куда–то вдаль.
Он уложил Селестию на приподнятый каменный выступ. Она выглядела маленькой и усохшей — свечой, от которой остался практически один лишь фитиль.
Кристо огляделся по сторонам в поисках выхода и обнаружил жреца.
Конвокация лежал, привалившись к берегу. Его шея была вывернута под неестественным углом и явно сломана. К поясу все еще был привязан церемониальный меч. Почтительно вытащив оружие, Кристо забрал его.
Следовавший за ним взгляд Селестии остановился на мече, который он вложил в ее дрожащие пальцы.
— Ты… — прохрипела Селестия. Ее губы сгорели, обнажив почерневшие десны и зубы, от некогда прекрасных золотистых волос остались пепельно-белые пряди, прилипшие к черепу. — … хороший человек.
Она прижала Победу к груди руками, хрупкими, будто древесный уголь, и темными, как пережаренное мясо. Кожа осыпалась хлопьями, из–под черного проглядывали красные мучительные раны. Она закрыла глаза, и дрожь вдруг прекратилась.
Кристо поник и заплакал, упав на колени. Еще одна бессмысленная смерть, а он выжил и будет страдать дальше. Он погружался в совершенно иную бездну, и уже не вернулся бы оттуда, если бы не зуд в голове. Тот начался как легкое покалывание, но затем стал похож на удары ножей. Кристо пошатнулся, и его вырвало. Внутри гремела красная боль, на краю зрения угрожающе маячило черное небытие.
Присутствие, которое он ранее ощутил. Оно звало его. И не в силах сопротивляться, он пошел на плач.
Карина стиснула зубы, боясь, что иначе выдаст свою боль и горе. Ее отец пропал, прыгнул во тьму, оставив за собой огненный след. И вместе с ним пропал и жрец.
Среди Божественных воцарилась ошеломленная тишина, паства лишилась пастыря. Они были напуганы и сбиты с толку. Смотрели друг на друга и на яму. Один снял с себя маску, медленно и мучительно, будто срывал фальшивую плоть. Другая осела на корточки, уронив свой топор на землю под ногами. Конвокация так основательно промыл им мозги, что без него,