Ее вывели из комнаты и втолкнули в другую — темную и глухую. Щелкнул замок. В изнеможении она опустилась на пол, прислушиваясь к слабо доносящимся гортанным голосам на чужом языке. Вот взревели моторы автомашин, застрекотали, удаляясь, мотоциклы, и все стихло.
Галина не видела, как две крытые машины с солдатами и несколько мотоциклов с колясками ринулись к лесу, откуда она недавно пришла и где ее ожидали разведчики.
Солнце над притихшим лесом стояло почти в зените. Соловьев посмотрел на часы, но они почему-то показывали половину четвертого. Наверно, ударил, когда прыгал с товарняка.
— Головков, сколько на твоих золотых, или ты их на рояле оставил? — спросил он, не оборачиваясь.
Ответа не последовало: оба разведчика, устроившись на плащ-палатке, давно посапывали. Соловьев не стал их будить: вымотались ребята, пусть отдохнут.
Легкий ветерок чуть слышно шумел листвой, шевелил нескошенную траву. Казалось, от этих мест война была далеко-далеко…
Соловьев думал о Галине. Нравилась она ему. Но он был застенчив и никогда бы не смог открыться ей в этом… Лежа, он продолжал наблюдать за деревней. Вот за ближними хатами взвился слабо различимый на расстоянии столб пыли, и через минуту на открытом пространстве показались автомашины и мотоциклы. Соловьев хотя и почувствовал смутную тревогу, но считал, что поднимать разведчиков и уходить из рощи в глубь леса преждевременно: война, движение на дорогах — явление обычное.
Машины и мотоциклы скрылись из виду: их поглотила низина, по которой проходила дорога.
Прошло десять, пятнадцать минут, и вдруг снизу громко, разом заурчали моторы. Теперь уже сомнений не оставалось: едут сюда. Соловьев тут же поднял Головкова и Якимчука. Они вынули из вещмешков магазины с патронами, гранаты и приготовились к бою.
Гитлеровцы, выйдя из машины на опушке леса, полукольцом надвигались на небольшую рощицу и затаившихся в ней разведчиков. Коротко взлаивали собаки, явно учуявшие пришельцев. Отходить разведчикам фактически некуда: впереди открытое поле, лес за спиной — отрезан. Оставалось одно — принять бой.
С десяток гитлеровских солдат, пригнувшись, втягивались в рощу. Сначала они шли молча, а потом, по-видимому, их нервы не выдержали, и наступающие открыли огонь. Стреляли неприцельно, брали на испуг: разведчики дм нужны были живыми.
Когда расстояние сократилось настолько, что стали видны разгоряченные, потные лица гитлеровцев, разведчики дали залп…
Сидя на полу грязного и темного чулана, Галина потеряла счет времени. Слабый свет пробивался сквозь щель в двери. За дверью переступая с ноги на ногу, гремел амуницией часовой. Вдруг ее словно огнем обожгло — во сне или наяву она слышала, как где-то далеко-далеко строчили пулеметы, ухали гранаты? И когда недолгая перестрелка оборвалась, она ужаснулась догадке: ребята, ее товарищи… Потемнело в глазах, остро ударило по вискам…
Клацнула щеколда, и ее вывели во двор. Теплое еще солнце ласково припекало, поливало золотом верхушки деревьев.
У запыленной автомашины, крытой брезентом, стоял зондерфюрер и ждал, пока часовой подведет ее ближе. Внезапно она увидела их, своих ребят, с которыми еще утром разговаривала, шутила. Что с ними стало сейчас! Стараясь не разрыдаться, Галина всматривалась в лицо широкоскулого, с русыми, коротко остриженными волосами Володи Соловьева. Рядом лежал крупный, с большими крестьянскими руками Якимчук, ближе к грузовику — весельчак и балагур Головков… Все кончено. Больше никто не ожидал ее в роще за деревней. И тогда оцепенение, ужас охватили все ее существо. «Крепиться, всеми силами крепиться!» — приказывала она себе, силясь понять смысл обращенных к ней слов переводчика. Тот спрашивал:
— Вы знаете, кто они?
— Нет, — твердо ответила она. Помолчала и добавила: — Никогда их не видела.
Ее вновь увели в чулан. Она сидела на полу и не могла сдержать слез. Потом тяжелый полусон-полуобморок сковал ее тело, и она, обессиленная, на какое-то время провалилась в забытье.
Москва сообщила, что Гусев Николай Евстафьевич, 1901 года рождения, русский, член ВКП(б), офицер одного из отделов штаба тыла Юго-Западного фронта, пропал без вести в августе 1941 года. Жена с сыном проживали в Ленинграде, затем в сентябре эвакуировались в Челябинск. Там их и разыскали, предъявили для опознания фотокарточку начальника продфуражного снабжения полка Гусева, но ни она, ни сын не опознали в запечатленном на фотографии человеке ни мужа, ни отца. Теперь уже сомнений не оставалось: под фамилией интенданта Гусева скрывался другой человек. На запрос Кленова в часть, где тыловик числился на должности, Гусева характеризовали как человека осторожного, дисциплинированного и прилежного в службе.
Перед нами последовательно стала вырисовываться довольно-таки четкая картина. Если лже-Гусев, в прошлом имея такую «богатую» биографию, которая началась еще в гражданскую войну в стане белых и имела продолжение в фашистской Германии, появился здесь, то, надо полагать, не в качестве рядового агента. Да и работать одному не с руки, коэффициент полезного действия мал. Значит, должен быть еще кто-то, может, не один: сведения, которыми мог располагать Гусев, нужно было передавать. Следовательно, рассуждали мы, преждевременный арест Гусева ничего не даст. Оставалось одно — ждать, чтобы выявить его связи. И, хотя во фронтовых условиях выжидать особенно было некогда, решили все же посмотреть, как поведет себя дальше этот ложный интендант. К тому же быстрая перемена обстановки на фронте должна была вынудить Гусева — Григоровича перейти к активным действиям: шпион, как бы ни был он осторожен, должен отрабатывать свой хлеб. Рано или поздно он откроет свое лицо.
Вскоре из тыла противника Смелый сообщил, что хотя следов исчезнувшей разведгруппы им и не обнаружено, но есть основания полагать, что она погибла: жители Дайновы слышали перестрелку в роще, видели машины карателей… Важная новость: в деревне появилась девушка. Кто она, как тут оказалась — никто не знает. Живет явно под наблюдением гитлеровцев. Ничего другого добавить к этому сообщению Смелый не мог.
Разведчику дали задание — во что бы то ни стало выяснить, кто эта девушка, и если окажется, что это Галина, установить с ней контакт. В этой же радиограмме сообщили приметы радистки, пароль для связи.
Смелый радировал, что немедленно приступает к выполнению задания.
Эту ночь она помнила смутно, спала урывками. Узкая, длинная, как вагон, комната с обшарпанными обоями качалась перед глазами, топчан проваливался под нею. Пришел врач, сделал укол, и ей стало немного легче. Принесли какую-то еду в металлической миске, кусок хлеба, но есть она не могла —
