— Доброе утро!
— Чем могу вам помочь? — вежливо спрашивает меня, свою внучку, Леопольд Люпо. — Вам нужно что-то подшить? Мои дочурки сошьют вам что угодно, даже по фото из журнала. Ищете новый образ? Что-то менее… мальчишеское, да?
— Спасибо, но нет. Если можно, я хотела бы поговорить с Мариссой.
Бабушка Пэт частенько повторяла, что дедушкам нравятся воспитанные дети, — особенно когда я начинала шуметь и мешать дедушке Мартину.
— Вы знакомы? — быстро спрашивает он. У него итальянский акцент, но его уже здорово разбавил бруклинский.
— Мы друзья и…
— Я тебя раньше здесь не видел. Ты откуда?
— Я заглядывала недавно. Мы перемолвились парой слов и…
— Луна!
Откуда ни возьмись появляется Рисс в джинсовых шортах и цветочном топе. Ее волосы подвязаны платком.
— Ты где была? — тут же спрашивает ее Лео и указывает на меня. — И кто это? Я ее не знаю!
— Правда? — Рисс издает притворный удивленный вздох. — В мире, знаешь ли, полным-полно людей.
— И что это значит? — Он не понял, что она шутит, и от этого Рисс развеселилась еще больше.
— Что ж, думаю, если я ее расспрошу, то узнаю, кто она такая. — Рисс ссыпает чаевые в кассу и кивком зовет меня за собой. С плеча у нее свисает сумка для фотоаппарата. — Пойду принесу что-нибудь на завтрак. Я скоро вернусь!
Мы выходим, и дверной колокольчик звякает у нас над головами.
— Хочешь заснять свой завтрак? — Я указываю на сумку.
— Нет. Все! — Она открывает сумку и вытаскивает камеру. — Улицу и все, что вижу. И тебя! Все самое непримечательное, все звуки и запахи. Все, что я вижу каждый день. Я выросла здесь и скоро уже всего этого не увижу. Мне нужно забрать что-то с собой. Потому что я очень люблю это место, Луна. Куда бы я ни пошла и что бы там ни делала, какая-то часть меня навсегда останется здесь. И это… больно.
Ее лицо застывает на секунду, а затем она подносит камеру к лицу и нажимает на кнопку записи видео.
— Улыбочку!
— Ой, нет! — кричу я и закрываю лицо руками, испугавшись, что пленка с моим участием может все испортить. — Лучше снимай улицу, меня не нужно!
— Все подумают, что ты скрываешься от кого-то! — смеется Рисс, пожимает плечами и переводит объектив на вывески магазинов и прохожих. Какой-то парень посылает в камеру воздушный поцелуй, двое тощих мальчишек в шортах начинают корчить рожи, пожилая дама в цветном хлопковом платье фыркает и отмахивается от камеры, но все-таки кокетливо улыбается. Все люди, которые встречаются нам по пути, знают они Рисс или нет, моментально в нее влюбляются. Такое чувство, что даже улица ее любит: я прямо вижу, как она хорошеет на глазах и с удовольствием разворачивается под нашими ногами. А Рисс вдруг со смехом обнимает меня за шею и разворачивает камеру на нас обеих. На этот раз я не пытаюсь закрыться. Возможно, это наша последняя встреча, так что я улыбаюсь и целую ее в щеку. Она смеется еще громче. Какая же она красивая!
Если я не покончу с ним сегодня ночью, это будет ее последний счастливый день в роли герцогини Третьей авеню.
— Все хорошо? — спрашивает Рисс, снова вешая камеру на плечо. Мы отходим от мастерской все дальше и дальше. Я украдкой бросаю на нее взгляд, рассматриваю ее ореховую, смуглую кожу и волосы, подвязанные платком. В это утро ее красота напоминает спокойную гладь озера — как раз перед тем, как в него бросят камень.
— У меня — да. А как ты? Генри улетает завтра утром, верно?
— Боже, я знаю! Я не могу есть, не могу спать. Нервничаю, как черт те что! — Смех у нее высокий и напряженный. — Он купил мне билет. Паспорт у меня в тумбочке. Я могу ехать. Серьезно, я могу просто бросить вещи в сумку и уехать! Но почему-то я до сих пор здесь и веду себя так, словно сегодня — самый обычный день! Работаю, делаю вид, что все в порядке. Бедный папа, он строит из себя крепкого парня, но в глубине души мягкий, как зефир. Он не заслуживает того, что я собираюсь сделать. Как же я не люблю ему врать! — Она хватает меня под руку и кружит. — Господи, Луна, скажи мне, что делать?
— Просто слушай свое сердце.
Что за бред? Как я вообще получила работу в PR в той реальности?
— Все, что я знаю: я люблю Генри и хочу быть с ним. Но просто взять и сбежать завтра… Это невозможно! Мне нужно как-то сообщить обо всем своей семье. Надеюсь, они меня простят. Я придумаю, как рассказать обо всем папе, а потом поеду к Генри — через неделю или две. Это будет по-взрослому, и папа это поймет. Думаю, что поймет.
— Не надо. Не говори им. Это твоя жизнь, живи как хочешь. Поезжай. Иди к Генри и будь с ним, а потом уезжайте. Просто уезжайте — и все! А поговорите после.
— С ума сошла?! — Она удивленно смотрит на меня, будто и правда так думает. — Если я им не скажу, они никогда меня не простят. И мы больше никогда не увидимся. Они — моя семья, они — это я. Конечно, я должна им все рассказать, сказать в глаза. И… слушай, я понимаю, ты — атеистка. Все нормально, это твое дело. Но я точно знаю, что, если мне удастся заполучить в союзники отца Делани, все станет намного проще.
Боль заполняет меня до краев. Я могла бы использовать Рисс в качестве приманки, но даже мысль о том, чтобы подвергнуть ее такой опасности, невыносима. А вдруг у меня ничего не получится? Я не могу потерпеть неудачу. Это мой последний шанс.
Я понятия не имею, как убить человека. Не знаю даже, как начать, и сама мысль о том, чтобы отнять чью-то жизнь, даже если это — его жизнь, вызывает тошноту, наполняет мой рот и нос беспросветным страхом. И все же… нельзя позволить этому монстру жить. Эта ночь будет самой черной из всех, и я должна защитить Рисс. Рисс и всех остальных девушек.
— Давай я пойду с тобой на встречу с Делани, — предлагаю я, хотя представить себе не могу, что будет, когда я снова посмотрю ему в глаза. Но как-то придется. — Буду твоей компаньонкой.
— Серьезно? — ошеломленно переспрашивает Рисс. — Компаньонкой? Как это по-английски!
— Я знаю, ты думаешь, что я шизик, и, может, так и есть, но мне скоро тоже придется… уехать. Ты нравишься мне, Рисс, мне нравится, какая ты. Ты умная, веселая и очень сильная. Ты сделаешь в этой жизни что-то очень важное, я в этом уверена. Через много лет, когда ты уже долгое время будешь
