Удар мог лишить меня всех зубов разом и нижней челюсти, как таковой, но я проворно поднырнул под кулак и пинком по голени заставил Зована покачнуться.
— Это извини, — сказал я, пока он восстанавливал душевное и физическое равновесие. — Рефлексы.
— Мортегар! — взревел Зован. — То, что ты подарил мне дом, ещё не даёт тебе права убивать мою сестру!
— Он и не убивает, — вступилась Авелла. — Он будет изо всех сил меня защищать. Мы с Мортегаром скоро вступим в брак. Мы будем необычной семьёй! Будем скитаться по миру и сражаться со злом и несправедливостью, переживая тысячи невероятных приключений.
Зован, который только что был готов меня растерзать, от этих слов опешил совершенно. Даже я до сих пор не мог понять, несёт ли Авелла пургу так виртуозно, то ли правда всем сердцем верит в то, что говорит. Несомненным было одно: её наивные лозунги и восторги полностью обезоруживали любого собеседника.
— Вы идиоты, — сказал Зован с лёгкой ноткой восхищения. — Нет… Нет, это уже через край. Это так оставлять нельзя.
И он пошёл обратно, куда-то в академию. Остановить его?.. А смысл? Я не собирался делать тайны из своей войны, иначе не устроил бы сцену в трактире. Все узнают, по-другому и быть не может.
По дороге к посёлку нам встретились казематы. Я решил заглянуть к Мелаириму, Авелла заартачилась и осталась снаружи. Мелаирима она не любила, притворяться сочувствующей не хотела, а злорадствовать было противно её воздушной натуре.
Меня пропустили без проблем, в очередной раз поздравив с победой в злополучном турнире. Махнув в ответ рукой, я спустился в тюремное подземелье и, взяв факел, отыскал нужную камеру.
Мелаирим стоял у решётки, сложив на груди руки. Лицо его было всё таким же надменным и самоуверенным. И с таким лицом он собирается идти на суд?
— Чего тебе, глупая девчонка? — решил он поумничать.
— Сами вы девчонка, — отозвался я. — Мы поменялись обратно, я — это я.
Чуть меньше надменности и самоуверенности, уже отлично.
— Как ты это сделал? — спросил Мелаирим, вцепившись в решётку. — Что, рискнул поднять ранг?
— Нет, значительно проще — с помощью заклинания на праязыке.
— Где ты взял это заклинание?
— Мне помогли ваши заметки.
— Там не было такого!
— Ну да. Там было другое. Я вызвал дух Анемуруда, и он любезно сообщил мне нужное заклинание. Что? Зачем вы так побледнели? Конечно, я понимаю, что в очередной раз забил гвоздь микроскопом. Я понимаю и то, что вы не знаете, что такое микроскоп. Но всё-таки, вот так бледнеть — это уже немного…
— Ты вообще соображаешь, что творишь? — заорал Мелаирим, тряся решётку. Впрочем, «тряся» — сильно сказано. Он её даже пошатнуть не смог.
— Прекрасно соображаю, — кивнул я. — Давно хотел поговорить с кем-то, кто действительно понимает, что к чему. И много интересного узнал, кстати говоря. А вот вы — соображаете? Зачем нужно было убивать Герлима, да ещё так неосторожно? Вдруг вас теперь к смерти приговорят?
Мелаирим как-то резко успокоился. Мощно взял себя в руки? Вспомнил что-то утешительное? Вот бы узнать…
— Моя жизнь не имеет значения, — сказал он. — Твоя — бесценна.
— Вы и на суде так же будете говорить?
— Мне плевать на суд.
— Ну да… Как там кто-то когда-то сказал: гордую птицу пнёшь с обрыва — она крыльев не расправляет, — пробормотал я.
Всё-таки я многого не понимал. Какую-то игру вёл Мелаирим, какую-то — Анемуруд. Я же не собирался довольствоваться ролью пешки. Пусть правила мне не известны, но я не собираюсь покорно двигаться, куда толкнут. Я буду ходить самостоятельно — хаотично и безумно. А пусть игроки офигеют!
— Вам, наверное, будет интересно узнать, что я только что оформил заказ на собственное убийство, — сказал я.
— Что? — вздрогнул Мелаирим.
— Не только. Я прилюдно в очень грубой форме оскорбил Орден Убийц, и теперь, по их понятиям, они должны все взяться за моё устранение.
— Что?! — заорал Мелаирим, норовя пролезть между прутьями. — Ты обезумел? Ты что несёшь, а?!
— Правду, почтенный Мелаирим, — усмехнулся я, отступая от греха подальше. — Только правду и ничего, кроме правды. Вам по-прежнему плевать на суд? Что ж, если хотите хоть как-то мне помочь, с того света, или из тюрьмы это будет сделать непросто. Так что подумайте как следует над своей завтрашней речью. Счастливо оставаться!
Я ушёл, не слушая несущиеся вслед яростные вопли. Что я только что сделал? Кажется, попробовал спасти жизнь Мелаириму. Зачем? Без понятия. Просто хватит умирать тем, кого я не собираюсь убивать лично. Время запустить мою игру. Без правил от слова «совсем».
— Как он там? — спросила Авелла, когда я вышел из казематов.
Мы двинулись по тропинке к посёлку.
— Нормально, бодр и уверен в себе, — сказал я. — Завтра пойду на суд, буду его защищать.
— Тебя не пустят на суд, — тут же возразила Авелла. — Там только должностные лица могут присутствовать. А ты даже не свидетель…
— Очень даже свидетель! Я, можно сказать, заинтересованная сторона. Это ведь меня пытались убить Убийцы.
Мы дошли до того места, где Ямос пытался придушить Авеллу в образе меня и поцеловать меня в образе Авеллы. Тот самый поворот, за которым не видно ничего. Но сейчас, магическим зрением, которое привык использовать постоянно, я видел, что вблизи никого нет, ни одного огонька.
Только один камень лежал как-то странно, посреди тропы. Будто упал откуда-то сверху…
— Так теперь все знают, что ты сам их нанял, — продолжала говорить Авелла. — И тогда получается, что Мелаирим вовсе тебя не спасал, а шёл против твоей воли. А если нет, то зачем ты тогда нанял…
— Осторожно! — крикнул я и, схватив Авеллу за плечо, отшвырнул к скале.
Она вскрикнула, не закончив фразы.
Камень встал. Он распрямился и оказался каменным человечком, ростом примерно мне по колено. В каменной руке он держал острый каменный кинжал.
Я даже не успел сообразить, угроза это, или шутка — человечек прыгнул на меня, метя кинжалом в горло.
Глава 45
Защититься я не успевал — чтобы достать меч, требовалось мгновение, к тому же рука могла натолкнуться на складку плаща и не попасть в Хранилище сразу. Поэтому я кувырком прокатился под летящего человечка и достал меч, только вскочив на ноги.
Человечек упал на тропу, раскололся на десяток камней. Они лежали неподвижно не дольше секунды, а потом вдруг подкатились один к другому и снова составили человеческую фигурку. Острые края будто оплавились,
