Ядом в голосе Бора можно было отравить колодец.
— Умалившийся народ! — Лейн хлопнул себя по лбу. — Так это фэйри? А как они к серебру относятся?
— Спокойно. Люди серебром обвешиваются от нежити. Во время войны чернокнижники знатно поработали. К тому же, не все из Умалившегося народа считают некромантию дурным делом. А их работу только серебром проверить можно.
— То есть, — уточнила Дилла, — нас сегодня проверяли, живые мы или нет?
— Вроде того. Хотя своих они редко поднимают. Я в детали не вникал, но по слухам проще поднять целое человеческое кладбище, чем одного из них.
— Умалившийся народ — это их так люди прозвали? — спросил Лейн.
— Ага, по причине резкого сокращения численности. Ну, и потому что выжили в основном те, кто помельче. Морские сварились, когда подводные вулканы рванули. Воздушные почти все задохнулись и развеялись. Из наземных, кто остался, собрались в горах. Искать их не советую, они убивают любого, кто пересечет границу.
— Я их понимаю, — сказала Дилла. — Но они нам не нужны. Ты про людских колдунов расскажи. Сколько их осталось?
— Ты глухая? — Бор вскинул и без того высоко изломанные брови. — Сказал же, остался один Кедар. Каким образом его гениальный папаша откинулся, а бесталанный сынок уцелел, рассказать не могу, да оно вам и без надобности. Главное, что король пожаловал Кедару за его великие заслуги весь Дробул — вот этот вот городишко. Который, кстати, до войны был столицей государства. Но поскольку земля здесь загажена, король быстренько перенес столицу в более полезную для здоровья местность.
— А Кедар почему остался, если здесь всё плохо? — спросил Лейн.
— Ну, жить-то в городе можно. Здесь и до войны больше ремеслами занимались, чем землю пахали. Зерно, понятное дело, вздорожало и овощи всякие. Их теперь издалека привозят. Но трава растёт, пчёлы мёд собирают, скот родится. Коров, правда, только на мясо разводят, доиться они что-то перестали.
— То есть, молока совсем нет?! — ужаснулся Лейн.
— Почему же? Козы как-то приспособились. Но молока, сам понимаешь, от них мало. И дорогое оно.
— А его можно пить?
— Я пью. До сих пор жив, как видишь, — Бор замолчал, всматриваясь в задремавшего любимца.
— Когда закончилась война? — спросила Дилла.
— Почти три года назад.
— Три года?! — переспросил Лейн. — Да твой кот уже трижды умер бы за такой срок!
Бор хмуро посмотрел на него.
— Да знаю я! Уже и так подсчитывал, и эдак. Слабеть он начал в аккурат, когда небо очистилось. А лапы отказали месяца два назад. Нет! — Он вскинул руку. — Его создатель умер, это я точно знаю. Он был королевским магом. Кедар… раскрыл его заговор. И занял его место. Нет, тот маг сгорел, и пепел по ветру развеян. Но вот источник его силы, похоже, остался. И сейчас он иссякает.
— Имя мага назвать можешь? — спросил Лейн.
— Нет, — понурился гоблин. — Имя его запрещено упоминать. Не только мне, всем в государстве.
— Ученики у него были?
— А как же! — Бор неприятно улыбнулся. — Трое. В том числе сама принцесса. Сгинула, как и остальные.
— Где он жил? — спросила Дилл. — Здесь?
— Не в городе, — медленно ответил Бор. Он словно прислушивался к себе, подбирая слова. — Дом у него стоял возле Проклятого леса. Это если из главных ворот идти на восход. Со стены видно.
— Ага… — Дилла прикинула, где поднималось солнце. По всему выходило, что Проклятый лес они видели. И слышали его обитателей. — Вот про лес давай поподробнее.
— Там нежить обитает. — Бор смотрел ей прямо в глаза. — По официальной версии тот маг готовился напасть на короля. И создавал армию нежити. А Кедар, стало быть, короля спас. И окружил лес непроходимой для нежити границей. В лес теперь людям хода нет, но и оттуда никто выйти не может.
— По официальной версии, — повторила Дилла. — Понятно.
Котоящер вдруг встрепенулся и зевнул. Посмотрел яркими желтыми глазами на хозяина, муркнул, поднялся на лапы и захлопал крыльями, на пару дюймов оторвавшись от подушки.
— Земля и небо! — ахнул Бор. — Летает!
Он сгреб любимца и уткнулся в его мех. Плечи гоблина задрожали. Лейн посмотрел на них с тоскливой завистью и отвернулся.
— Ты не позволяй ему уставать первое время, — сказал он. — И корми получше.
— Само собой, — невнятно пробормотал гоблин. Не выпуская котоящера, нагнулся, выдвинул из-под кровати клетку, в которой метались десятка два мышей. — Сейчас, Живоглотик, сейчас жратиньки будем!
Лейн изменился в лице. Дилла покачала головой и встала.
— Мы тебя в лавке подождем.
Бор не глядя махнул рукой. Темнота расступилась и сомкнулась за ними, отрезая воркование гоблина, отчаянный писк и хищное урчание.
Глава 7
Дерево плачет — роняет мутные крупные капли на иссохшую землю. Дожди обходят Проклятый лес стороной. В прежние времена здесь не бывало засухи. Должно быть, это Кедар пытается взять лесную крепость измором. Напрасно надеется. Там, в глубине чащи, есть озеро, питаемое подземными родниками. А вот на этой стороне границы всё пожухло. Приходится тянуться корнями всё глубже и глубже, нащупывать воду, чтобы поливать траву вокруг. На свежую зелень прибегают мелкие ушастые зверьки. Когда-то Дерево помнило, как они называются. Теперь — нет. Память облетает с каждым листопадом. Да какая разница? Названия — это всего лишь слова. Главное, что у зверьков хрупкие кости и сладкое мясо. Но его мало. Слишком мало!
Сегодня срок очередной жертвы. Но старуха не пришла. Почему?
Дерево плачет…
Глава 7. Старый дом
"Что для одного еда, то для другого яд".
Английская пословица
Пока они шли по петляющим улицам до северных ворот, Дилла вся была, как натянутая тетива. Лейн, судя по искрящимся волосам — тоже. Хорошо, что на солнечном свету эти искры терялись. Дилла не стала надевать амулет, чтобы не отвлекал, и остро поглядывала по сторонам. Засечь слежку не удалось, но Дилла всем своим существом чуяла — следят.
Северные ворота охранялись не так тщательно, как главные. Двое стражников сидели на
