— Где же происходило празднество? — спросил Ковач.
— Здесь, в Будапеште, на площади Свободы.
— Так ведь там американское посольство, — воскликнул кто-то.
— Ну да! Гупперт и смотрел из окна посольства.
В кабинете стало шумно. Но Ковач встал, и снова водворилась тишина.
— Скажите, Бела, а вы можете вспомнить, какой номер киножурнала смотрели тогда? Ведь они выпускаются еженедельно — пятьдесят два номера в год! Кроме того, есть еще специальные выпуски, посвященные различным празднествам. Понимаете?
— Номера журнала я, конечно, не помню. Ведь столько времени прошло. Но я вот что придумал. Копии всех киножурналов хранятся на фабрике «Мафильма». Если разрешите, я сейчас же отправлюсь туда и начну просмотр.
— Как ваше мнение, товарищи? — обратился майор к офицерам.
Все единодушно одобрили предложение Дьяроша…
Работник кинофабрики, выслушав просьбу старшего лейтенанта Дьяроша, широко раскрыл глаза.
— Вы представляете себе, сколько это займет времени?
— Представляю… Но ничего, — бодро заявил Дьярош. — Я люблю кино.
Действительно, первые киножурналы он смотрел с интересом. Затем интерес стал спадать. Через три часа Дьярош начал сомневаться в искренности своей любви к киноискусству. Через пять часов он уже начинал его ненавидеть.
— Может, сделаем перерыв? — предложил киномеханик.
— Нет, давайте дальше! — стиснув зубы, проговорил Бела.
Но, посмотрев еще два киножурнала, он не выдержал.
— Вы, кажется, говорили что-то насчет перерыва, — сказал он киномеханику. — С моей стороны возражений нет. Если устали, давайте сделаем перерыв.
Киномеханик вышел из своей будки и закурил.
— Вы не скажете мне, что именно требуется? — спросил он. — Может, я смогу ускорить дело.
— Понимаете, меня интересует эпизод, происшедший во время народного гуляния или демонстрации. Но вся беда в том, что я не помню, когда это было… Нет уж, видимо, придется крутить все подряд.
— Празднество вам нужно, говорите? — оживился киномеханик. — Эге! Так-то пойдет быстрее.
Он принес коробку с кинолентой.
— В паспорте каждого журнала есть перечень эпизодов. Вот, например, здесь: «Безземельные крестьяне получают землю». Уж давно получили… «Восстановление завода „Вайсманфред“»… Уже давно восстановили… «Строительство нового моста через Дунай»… Уже целых пять построили… Нет, тут празднества не имеется. Значит, коробку в сторону. Берем другую…
Они отобрали несколько коробок. Механик пустил аппарат.
Вскоре Дьярош торжествующе воскликнул:
— Есть!
Человек на экране был виден ясно и отчетливо.
— Да, несомненно, он, — подтвердил Ковач, которого Дьярош, как и было условлено, вызвал по телефону на кинофабрику.
— Нельзя ли в срочном порядке изготовить для нас несколько снимков с этих кадров? — спросил майор сопровождавшего его работника кинофабрики…
Когда Ковач утром следующего дня отдал распоряжение привести арестованного, он уже располагал необходимыми сведениями о его личности.
Корнер вошел в кабинет с высоко поднятой головой. Весь его вид выражал глубочайшее негодование. Он заговорил первым:
— Сколько еще вы думаете держать меня здесь?
— Ровно столько, сколько потребуется. Ни больше, ни меньше. Впрочем, это зависит также и от вас. Вы намерены по-прежнему хранить гордое молчание?
Корнер только еще выше вскинул голову, давая понять, что считает излишним отвечать на подобные пустые вопросы.
— Ладно, как вам угодно. Только имейте в виду, настанет время, когда вы будете умолять, чтобы я вас выслушал… Уведите Корнера, — приказал майор конвоиру.
Корнер, повернувшийся было в сторону выхода, вздрогнул и остановился. Венгр знает его фамилию. Кровь отхлынула от его лица.
— Вы удивлены, Гарри Корнер? — спросил Ковач. — А по-моему, тут удивляться нечему. Все это совершенно закономерно.
— Попросите его выйти, — хрипло сказал Корнер, показав на конвоира. — Я вам все скажу.
Ковач отрицательно покачал головой.
— Ничего мне от вас не надо. Вы опоздали. Все уже давным-давно известно. И про ваше пребывание в Будапеште в 1947 году, и про «операцию К-6», и даже про вашего почтенного шефа полковника Мерфи… Возвращайтесь в камеру. Вас позовут, когда потребуется.
— Нет! Нет! Я хочу говорить! Выслушайте меня!
Перелом произошел. Наступила реакция. Началась обычная, так хорошо знакомая Ковачу картина.
— Вы не знаете всего! Вы не можете знать всего! А я вам расскажу все, все. Выслушайте меня! Я знаю, где Гупперт. Я знаю очень многое…
Корнер тяжело дышал. Его широко раскрытые глаза были полны животного страха.
— Ну ладно, если вы так просите… Старший лейтенант Дьярош, займитесь арестованным.
Через час первые страницы показаний диверсанта уже были на столе у Ковача. Майор внимательно прочитал рассказ о том, как был похищен и подменен Макс Гупперт. Затем он снял трубку.
— Междугородная? Соедините меня с Веной…
«КТО СЕЕТ ВЕТЕР…»
Яркий дневной свет ударил Максу в лицо. Он почувствовал резкую боль в глазах и прикрыл их руками. Его схватили с обеих сторон, приподняли и швырнули куда-то.
Макс открыл глаза. Он был в маленьком, темном помещении без окон. По обеим сторонам стояли скамейки. На потолке светилась крохотная электрическая лампочка. Около двери сидели два американских солдата с винтовками в руках и скучающим видом. Они без тени любопытства смотрели на Макса. У обоих равномерно двигались челюсти.
— Поехали, — по-английски крикнул кто-то снаружи.
Фыркнул мотор. Лампочка мигнула и засветила сильней. Помещение затряслось, как в лихорадке. Макс понял, что находится в закрытом кузове автомашины. Его качнуло. Раздался характерный шорох, который издают покрышки, когда катятся по гравию.
Машина остановилась. «Ворота», — подумал Макс. Дверь кузова отворилась. Солдат в белом шлеме — часовой — беглым взглядом окинул Макса и вновь закрыл дверь. Было слышно, как он перебросился несколькими фразами с шофером.
Машина опять тронулась с места. Неожиданно дверь широко распахнулась. Видимо, часовой недостаточно плотно прихлопнул ее. Солдат, сидевший поближе к выходу, громко чертыхнулся, встал со своего места и взялся за ручку двери.
Как раз в этот момент машина огибала угол здания. На какую-то долю секунды мелькнула табличка с названием улицы. «Нимфенгассе» — успел прочитать Макс.
Через полчаса они уже были у цели. Один из солдат вышел и вскоре возвратился в сопровождении австрийского полицейского.
— Вот этот, — кивнул американец головой в сторону Макса. Затем он предложил австрийцу подписать какую-то бумагу, очевидно, расписку о приеме арестованного.
И вот Макс оказался на улице.
— Скорей, скорей, — торопил Макса полицейский.
Через несколько секунд глаза Макса свыклись с дневным светом. Он узнал дом, в подъезд которого входил. В этом здании помещались
