Они вошли в вестибюль, затем поднялись по лестнице на первый этаж.
— Налево, — коротко приказал полицейский.
Макс оказался в небольшой комнате с закрытым решеткой окном. Полицейский, вошедший вслед за ним, накинул крючок на входную дверь.
— Садитесь, — сказал полицейский, указав на стул, стоявший спинкой к окну. — Садитесь, вам говорят.
Макс повиновался. Полицейский опустился на соседний стул. Он вытащил пистолет, повертел его в руках, как будто осматривая, и опять сунул в кобуру. Макс усмехнулся. Он отлично понял, для кого предназначался этот красноречивый жест.
Полицейский был не молод — лет пятидесяти. Грозный вид ему придавали лишь франциосифские бакенбарды и усы. Макс мог бы с ним справиться без особого труда.
В комнате была и вторая дверь, обитая черной клеенкой. На ней был автоматический замок.
— Там зал заседаний? — спросил Макс у полицейского.
Тот ничего не ответил. По инструкции не полагалось разговаривать с подсудимыми.
Но все же Макс получил ответ на свой вопрос. В комнате раздалась громкая трель электрического звонка. Полицейский засуетился.
— Живее, живее, — заторопил он Макса. — Сюда!
Он повернул замок на обитой клеенкой двери, опустил собачку, придерживающую щеколду, и пропустил Макса вперед.
Дверь вела в зал суда, точнее, к скамье подсудимых, огороженной барьером. Напротив нее был столик прокурора, справа — судьи. Слева находились места для публики, но сейчас они пустовали, так как суд над Марцингером по указанию Мерфи должен был проводиться при закрытых дверях.
Макс прошел к барьеру и, не ожидая приглашения, сел. Позади него устроился усатый полицейский.
Нервы Макса были напряжены до предела. План действий окончательно сложился в голове. Теперь оставалось самое главное: осуществить его.
Маленький человек с бритой головой, сидевший за судейским столом, объявил о начале судебного заседания и начал перечислять прегрешения «австрийского гражданина Германа Марцингера, обвиняющегося в совершении преступлений, предусмотренных статьями…»
Закончив чтение, он обратился к Максу:
— Подсудимый Марцингер, встаньте.
Макс встал.
— Признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?
— Нет, — громко ответил Макс. — Не признаю. Во-первых, потому, что обвинения все до одного вымышлены, а, во-вторых, потому, что я не Марцингер.
Брови бритоголового поползли вверх, словно хотели пройтись по всему лбу.
— То-есть как это вы не Марцингер? А кто же вы такой?
— Я — Макс Гупперт.
— Макс Гупперт? Какой Maкс Гупперт?.. О!
Маленькие, злые глазки судьи округлились, а брови подскочили еще выше.
За судейским столом началось явное смятение. Бритоголовый наклонялся то к одному, то к другому своему соседу и о чем-то шептался с ними. Наконец, он объявил:
— Суд откладывается на час для выяснения некоторых обстоятельств. Выведите подсудимого.
Наступила решительная минута. Сейчас или никогда! Если его снова передадут Си-Ай-Си… Макс перешагнул через скамью и направился к двери. За ним поднялся и полицейский. Внезапно Макс повернулся и резким движением обеих рук что было сил ударил своего стража в живот. Тот, охнув, перелетел через скамью и грохнулся на пол.
Миг — и Макс снова оказался в комнате с решеткой. Он с силой захлопнул дверь и поднял собачку автоматического замка. Звякнула щеколда.
Скинуть крючок входной двери, выскочить в коридор и оттуда на улицу было для Макса делом нескольких секунд. Мимо здания суда проезжал трамвай. Он кинулся за ним вдогонку.
— Когда-нибудь останетесь без ног, — укоризненно сказала пожилая кондукторша, когда Макс, уцепившись за поручни, вскочил на подножку.
— Лучше рисковать ногами, чем наверняка потерять голову, — ответил Макс.
Кондукторша нахмурилась: что за глупые шутки! Она даже и не подозревала, что это было сказано вполне серьезно.
Трамвай завернул за угол. Макс сошел на следующей остановке. Он отлично понимал, что американцы сейчас все поднимут на ноги и, пока он остается в их зоне, опасность продолжает висеть над головой. Но ему нужно было непременно видеть Киршнера.
Макса ожидало разочарование. В комнате он застал одну лишь старушку Кристину — уборщицу и сторожиху. Она уставилась на него, словно увидела пришельца с того света.
— Вы, господин Гупперт? — не веря своим глазам, вскричала она. — Ведь вас арестовали венгры!
— Венгры? — улыбнулся Макс. — Нет, венгры меня не арестовывали. Не скажете ли, где Киршнер?
— Он на стадионе, — все еще не спуская с Макса широко раскрытых глаз, ответила старушка. — Там в двенадцать часов какой-то митинг.
Макс посмотрел на стенные часы. Без пяти минут двенадцать. В этот момент раздался продолжительный телефонный звонок. Макс снял трубку.
— Товарищ Киршнер? Курт?
— Нет, не он.
— А кто же? — спросили с заметным иностранным акцентом.
— Один из членов комитета… Киршнера сейчас здесь нет. Он на митинге.
— Жаль… Прошу передать ему следующее. Только что в Будапеште объявлено о том, что под именем Макса Гупперта скрывался американский разведчик Гарри Корнер, засланный в Венгрию с диверсионной целью. Сам же Гупперт, как показал Корнер, захвачен агентами Си-Ай-Си и содержится в тюрьме на Нимфенгассе.
Только сейчас Макс понял, почему так удивилась старушка Кристина, когда увидела его. Ну и молодцы же эти венгры!
— Обязательно скажу Киршнеру.
— Передайте ему привет от Ласло. Он знает. Я ему вечером позвоню еще раз.
Теперь нужно было спешить на стадион. Хотя он находился в первом, межзональном районе Вены, где размещались учреждения всех четырех держав, в том числе и американские, Макс знал, что будет там в полной безопасности. В этом месяце комендантскую службу по межзональному району несли советские воины…
…Слово предоставили Карлу Хору. Он встал, ободряюще улыбнулся сидевшей рядом с ним Мицци и направился к трибуне. Когда Хор проходил мимо сидений третьего ряда, его взгляд задержался на худом бледном лице. Он сразу узнал Томсона, несмотря на то, что тот вырядился в традиционную австрийскую шляпу с пышной кистью и короткие кожаные штаны.
На трибуне Хор с полминуты молчал, собираясь с мыслями. Затем он, словно бросаясь с вышки в воду, взмахнул над головой обеими руками:
— Дорогие друзья!.. Меня очень удивляет, что все, которые выступали до сих пор, ни одним словом не обмолвились о странном происшествии с лучшим сборщиком подписей под Стокгольмским воззванием, нашим Максом Гуппертом…
Сразу стало тихо. Стадион затаил дыхание.
Хор повысил голос:
— Почему же никто не сказал об
