Мое зрение по краям потемнело, пока не остались только шевелящиеся губы Натали. В моих ушах стоял гул, пока она рассказывала, как мы вымрем через пару поколений, несмотря на слияние племен. Несмотря на все.
— Значит, мы обречены, — наконец, произнес я, мой голос был холоден, как лед на вершине холма.
— Я… я не знаю, насколько все верно, — пробормотала она, — чтобы быть полностью уверенной, генетика основана на статистической теории. Вполне возможно, что мы ошибаемся.
— Может быть и так? — спросил Маркон.
Натали и Джерек обменялись тревожными взглядами.
— Может, — ответил он.
За всю свою жизнь я испытал много гнева — больше, чем следует, если быть честным — и был очень доволен, когда избавился от этого чувства, но в этот момент ярость поглотила меня.
Образы моих мертвых родителей и соплеменников мелькали в моем разуме, перемешавшись с редкими, драгоценными моментами покоя, такими как прогулка по лугу, который был ключом к нашему спасению… впрочем, все было напрасно; свободный дикий бег с Марконом в облике зверей, пока мы преследовали какое-то маленькое существо, брат всегда толкал меня в тот момент, когда я собирался сжать челюсти, давая моей жертве шанс прожить еще один день; рисование с Арлин.
Вся эта досада кипела, пока мне не пришлось выпустить ее с оглушительным ревом. Деревянные щепки разлетелись во все стороны, когда я ударил кулаком, внезапно покрывшимся мехом, по столу, заставляя маленькие горшки и флаконы разлететься. Когда мой безумный взгляд прошелся по комнате в поисках следующей вещи, которую я мог бы раздавить голыми руками, передо мной встал Маркон.
— Трайн! Довольно!
Мой тихий, задумчивый заместитель исчез. Его сменил компетентный и уверенный в себе Альфа, который не терпел подобного дерьма даже от собственного старшего брата. Я оскалился, почувствовав, как пена капает с моих удлиненных клыков. На мгновение я подумал, не наброситься ли на брата за нарушение субординации, но потом увидел широко раскрытые испуганные глаза Натали.
Замечание Арлин о том, что мы должны полагаться друг от друга, всплыло за этой яростью. Даже простое воспоминание о ее голосе действовало на мое разъяренное животное как бальзам. И все же эмоции поглотили меня. Я бросился к Маркону и крепко его обнял. Какое-то мгновение он сопротивлялся, будто думал, что я вот-вот откушу ему ухо или что-то в этом роде, но потом расслабился и обнял меня в ответ. Мы излили свой гнев, страх и любовь в этом объятие. Отпустив его, я отошел в угол, откуда мог наблюдать за происходящим, не вмешиваясь.
— Что нам теперь делать? — спросил Маркон, снова привлекая к себе всеобщее внимание.
Джерек нахмурился.
— Здесь мы бессильны. Результат известен. В течение двух поколений, максимум трех, мы практически вымрем.
Пока они болтали о возможных решениях, — а мы уже знали, что их нет — я все глубже погружался в тиски отчаяния. Я никогда не брал себе пару, никогда не заводил щенка, никогда не открывал свое сердце другому человеку на всем Тракосе. А теперь, даже если мне и удастся все это осуществить, то какое это имело значение? Мои внуки превратятся в слюнявых недееспособных дураков, неспособных прокормить себя, не говоря уже о защите от терранцев.
Желание разнести лачугу на куски вновь охватило меня, а затем вырвалось наружу, как горячий ветер пустыни через туманное поле, из-за чего я стал слабым и вялым. Гнев испарился, как выжженный саженец в моей душе. Даже мысль о том, что позже я проведу тренировку с Арлин, чтобы научить ее сражаться, не сумела поднять мне настроение.
Даже не учитывая то, что я был изгнан как Альфа из собственного племени, племени, ради которого я пожертвовал почти всем, чернота в моем сердце еще никогда не угрожала утопить меня в отчаянии. Каждая смерть, каждая битва — черт, каждое рождение — были напрасны. Как вид, мы все бежали вниз по склону к утесу, и ничто не могло остановить нашу инерцию. Я часто просыпался по ночам от таких снов, но никогда не думал, что они станут реальностью.
— Поэтому я думаю, что нам следует поделиться этой новостью с остальными, — заявил Маркон.
Солан согласно кивнул.
— Мы проведем собрание, чтобы объяснить ситуацию. Они должны знать.
Резко поднявшись, я локтем сбил с полки чашку. Грохот падения предмета на пол вызвал всеобщее изумление, словно они забыли, что все это время в углу сидел бешеный зверь. Вот только… желание бороться покинуло меня, вместе с любой надеждой, которая могла бы быть.
— Мы ничего им не скажем, — произнес я хриплым голосом, чувствуя, как внутри меня все переворачивается. — Какой в этом смысл?
Маркон и Солан обменялись обеспокоенными взглядами. Они выработали между собой молчаливый язык, который я не мог понять. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким.
— Мы должны, Трайн, — тихо возразил Маркон. — Они имеют право знать.
— Зачем?
Он быстро заморгал, пытаясь понять меня.
— Затем что… так принято. Мы не можем скрывать это.
— Еще раз, какой в этом смысл? — переспросил я. — Зачем быть такими жестокими?
В глазах моего брата мелькнуло сомнение, а потом то же самое я увидел во взгляде Солана. Прежний я упивался бы победой, но на этот раз мне не доставляло удовольствия быть правым.
— И что нам тогда делать? — спросил Маркон.
— Мы поведем себя как Альфы и защитим свой народ. Будем править племенем так хорошо и долго, как только можем. Если нам суждено умереть, то мы возьмем на себя бремя этого знания и позволим нашим соплеменникам прожить остаток своей жизни в мире и счастье.
— Но разве они не имеют права знать? — спросила Натали, на ее грустном лице отразилось беспокойство.
— Ты счастлива, зная это? — уточнил я.
— Конечно, нет! Я совершенно опустошена. Какое будущее ждет моего ребенка?
Я повернулся к своим со-Альфам.
— Именно. Все будут чувствовать то же самое, из-за чего мы вымрем не через два или три поколения, а через несколько недель. С таким же успехом мы можем подойти прямо к проклятым стенам терранцев и умолять их пристрелить нас из своего причудливого оружия.
— Да пребудут с нами старейшины, — выдохнул Солан, сжимая кулаки.
— Не стоит ждать от них поддержки. Они покинули нас во времена Великого Раскола, оставив на произвол судьбы, — я больше не мог дышать в этом тесном пространстве. Мне нужно было выйти на свежий воздух, но прежде чем покинуть дом, я обернулся. — Если кто-то из вас в этой хижине любит своих соплеменников, то будет молчать и позволит им сохранить надежду. Как бы лживо это ни было, с этого момента это все, что у них есть.
Глава 10
