Но чем дальше они уходили, тем реже трескались зеркала. Воспоминание о черных пропастях меркло, и вскоре не осталось никаких признаков оставленного позади разрушения. Вокруг сияло чистое серебро, мерцающее в свете находящихся за ним местностей и миров. Юнипа замедлила шаг, и все остальные тоже.
Мерле попыталась встряхнуться, но снова обессиленно склонилась на гриву Фермитракса. Унка крепко держала ее за талию, не давая соскользнуть со спины льва. Как сквозь сон, Мерле слышала голоса спутников. Юнипа, Фермитракс, Унка о чем-то говорили, но она не понимала о чем. Поначалу их голоса звучали возбужденно, нервно, почти панически. Теперь они успокоились и наконец совсем замолкли.
Мерле хотела еще раз посмотреть на Лалапею и Серафина, но Унка не позволила ей обернуться. Или у нее самой просто не хватило сил?
Она чувствовала, что теряет сознание, что перед глазами снова все расплывается, звуки шагов становятся глуше. Когда к ней обращались, она не понимала слов.
Может, так лучше?
У нее не было ответа даже на этот вопрос.
Они похоронили Серафина там, где некогда была пустыня.
Теперь талая вода пропитала широкие песчаные поля, дюны превратились в ил, а желто-коричневые скальные расселины — в овраги и русла рек. Как долго это продлится? Никто не знал. Одно было ясно: пустыня преобразится. Как и вся страна.
Страна станет плодородной, считала Лалапея. Для тех, кто сопротивлялся Фараону и его чудовищному владычеству, это шанс начать все сначала.
Могила Серафина находилась на вершине округлой скалы, где песок и вода образовали вязкую трясину. Когда покажется солнце и влага испарится, почва затвердеет, и он будет лежать здесь, словно в стеклянном гробу. Скала возвышалась над пустыней, с нее открывался вид на все четыре стороны света. Отсюда была видна сине-зеленая лента Нила, который все еще оставался источником жизни в Египте. Хорошо, что Серафин начнет свое последнее путешествие с этого места. Кто это сказал? Кажется, Лалапея.
Мерле почти не слышала слов, сказанных в этот день при расставании с Серафином. Каждый, кто был свидетелем его самопожертвования, произнес хотя бы короткую речь. Даже капитан Кальвино. Подводная лодка пиратов ожидала их на берегу Нила, надежно пришвартованная невдалеке от пальмовой рощи — или того, что от нее оставил мороз.
Мерле последней подошла к могиле — яме, которую выкопал когтями Фермитракс. Присев на корточки, она долго смотрела на покрывала, в которые завернули Серафина. И попрощалась с ним совсем тихо, в каком-то оцепенении. По крайней мере, попыталась попрощаться.
Она знала, что настоящее прощание будет длиться месяцы, может быть годы.
Потом она пошла к лодке вслед за остальными.
Мерле думала, что больше не захочет вернуться на это место. Но вечером, после того как могилу засыпали песком и землей, она пришла сюда снова. Одна.
Она не рассказала об этом даже Юнипе, хотя та, конечно, догадывалась. Вероятно, все догадывались.
— Привет, Мерле, — сказала Секмет, Королева Флюирия, может быть последняя из всех богинь.
Она ждала Мерле около могилы, очень гибкая, очень стройная. Темный силуэт на четырех лапах. Ее можно было бы принять за привидение, если бы не запах хищного зверя, витавший вокруг скалы.
— Я знала, что ты придешь, — сказала Мерле. — Раньше или позже.
Богиня-львица кивнула. Мерле не сразу удалось связать ее карие кошачьи глаза с тем голосом, который она так долго слышала внутри себя. Но в конце концов она нашла, что они вполне сочетаются. То же насмешливое, даже язвительное выражение. Разве что глаза излучают симпатию и сочувствие.
— Нет никакого счастливого конца, да? — печально спросила Мерле.
— Его и не бывает никогда. Только в сказках, да и в них нечасто. А если и есть, то он выдуман.
Конечно, это могла сказать только Королева Флюирия, и не имело значения, какое у нее тело и какое имя.
— Расскажи, что произошло после того, как ты снова стала самой собой? — спросила Мерле.
— А тебе не рассказали?
Мерле покачала головой.
— Юнипа провела всех через зеркала, они в безопасности. А ты и твой сын… вы еще боролись.
Легкий бриз, поднявшийся над ночной пустыней, взъерошил шерсть богини. В лунном свете все казалось ледяным и серым, и Мерле не сразу заметила разницу. Но теперь она увидела, что тело Секмет уже не каменное. Жизненная сила Серафина снова сделала ее тем, чем она была когда-то: необычно худой, чуть ли не изящной львицей из плоти и крови. Но, кажется, именно поэтому она казалась божеством.
— Мы боролись, — хрипло сказала Секмет. Ее голос звучал печально, но вряд ли она печалилась о Серафине. — Долго, долго боролись. И потом я его убила.
— Это все?
— Подробности не играют роли.
— Он был такой огромный. А ты такая маленькая.
— Я съела его сердце.
— Вот как, — сказала Мерле. Ничего лучше не пришло ей в голову.
— Сын Матери… — начала было Секмет, но оборвала себя. Потом продолжила: — Мой сын, может, и был очень сильным и даже хитрым, но он никогда не был настоящим богом. Сфинксы почитали его как бога, и его магия была достаточно сильна, чтобы пронести их Железное Око через Зазеркалье. Но его снедала жадность, и ненависть, и ярость, причину которой он сам давно забыл. — Она покачала львиной головой. — Я даже не уверена, что он меня узнал. И он недооценил меня. Я вспорола его бок и вгрызлась во внутренности. В точности как тогда. — Секмет вздохнула, словно сожалея о том, что произошло. — В тот раз я оставила ему сердце. А на сей раз — нет. Он мертв и останется мертвым.
— А сфинксы? — спросила Мерле после долгого молчания.
— Те, кого оставил в живых твой приятель, разбежались кто куда. Но их было немного. Они видели, что я сделала. И боятся меня. Не знаю, что они предпримут. Некоторые попытаются пробиться к Каменному Свету, своему прародителю. Но сейчас они не представляют опасности.
— А что с Железным Оком?
— Его разрушили. — Секмет заметила изумление в глазах Мерле и ласково мяукнула. — Нет, не я. Я полагаю, это сделали Зимний Холод и Летняя Жара. Уж очень они там разбушевались.
— Холод и Жара, — потрясенно повторила Мерле.
— Твои приятели не теряли времени даром.
— Зима и Лето?
Секмет согласно заурчала.
— Они разбили зеркала вдребезги, растерли их между стихиями. Осталась только гора серебряной пыли, которую Нил с годами унесет в море. Хочешь на нее поглядеть? Могу отнести тебя туда.
Мерле немного подумала, потом покачала головой.
— Я больше ничего не хочу иметь со всем этим.
— Что ты собираешься делать?
Взгляд Мерле еще раз скользнул к невзрачному могильному холму.
— Все говорят о
