— Прошу тебя, Мерле, — умолял он, — позволь мне это сделать!
Она не глядела на него.
— По-твоему, я оказалась здесь, чтобы вдруг передумать?
Он схватил ее за плечо, и она против воли остановилась, успев заметить, что Фермитракс обманным маневром вынудил Сына Матери изменить направление.
— Ради всего этого… — мрачно сказал Серафин. — Ради всего этого… не стоит умирать.
— Перестань, — возразила она, покачав головой. — У нас нет на это времени.
Серафин взглянул на Фермитракса и на колоссального сфинкса. Мерле понимала, что происходит у него в душе. Собственное бессилие было написано у него на лбу. Она хорошо представляла себе его чувства.
— Спроси Королеву, — предпринял последнюю попытку Серафин. — Не может же она желать твоей смерти. Скажи ей, что она может взять меня вместо тебя.
— Могу, — неуверенно отозвалась Королева.
— Нет! — Мерле взмахнула рукой, отметая все дальнейшие возражения. — Хватит. Прекратите.
Она вырвалась и что есть мочи бросилась бежать по воде к окаменевшей Секмет. Серафин снова последовал за ней. Оба уже не обращали внимания на то, что Сыну Матери достаточно было обернуться, чтобы обнаружить их. Они всё поставили на карту.
Мерле первая добежала до помоста, поднялась по ступеням наверх и снова поразилась тому, каким изящным было тело Секмет. Она вовсе не походила на статую демонической богини, изваянную неизвестным скульптором.
Интересно, подумала Мерле, а кому вообще разрешалось входить в этот храм и лицезреть настоящую Секмет? Наверняка только узкому кругу посвященных, некоторым жрецам и самым могущественным магам.
«Что теперь делать?» — не открывая рта, спросила она.
— Коснись ее, — сказала Королева. — Остальное сделаю я.
Мерле закрыла глаза и положила ладонь между каменными ушами богини-львицы. В тот же миг Серафин взял ее за руку. Она решила, что он хочет ее остановить, даже силой, но он не стал ее останавливать.
Вместо этого он притянул ее к себе, обнял и поцеловал.
Мерле не отстранилась. Она еще ни разу в жизни не целовала мальчика в губы, и когда кончики их языков соприкоснулись, она очутилась где-то далеко отсюда, совсем в другом месте, может таком же опасном, но не настолько холодном и безвыходном. Там, где есть надежда для отчаявшихся. Открыв глаза, она встретилась с его взглядом. И поняла правду.
— Нет! — В полном смятении она оттолкнула его от себя.
Потрясенная, смущенная, испуганная, она не хотела поверить в то, что произошло.
«Королева?» — мысленно вскрикнула она. — Секмет?
Ей никто не ответил.
Серафин грустно улыбнулся, опустил голову и занял ее место у помоста.
— Нет! — кричала она. — Вы не могли… Вы не сделали этого.
— Он отважный мальчик, — произнесла Королева голосом Серафина. Его устами. Его губами. — Я не дам тебе умереть, Мерле. Он поступил как настоящий мужчина. А окончательное решение приняла я сама.
Серафин положил ладонь между ушами окаменевшего тела. Мерле кинулась к нему, пытаясь оторвать его от тела Секмет, но он лишь покачал головой и прошептал:
— Нет.
— Но ты же… — Слова Мерле повисли в воздухе.
Серафин поцеловал ее и дал возможность Королеве Флюирии — Текучей Королеве — перейти в его тело. Он действительно это сделал!
У нее подогнулись колени, и она тяжело свалилась на самую высокую ступень алтаря, еще не залитую водой.
— Ты потеряла много сил, — сказали в один голос Серафин и Королева. — Некоторое время ты будешь спать. Тебе надо отдохнуть.
Она попыталась взобраться еще выше, броситься к Серафину, умолить его не делать этого. Но тело уже не подчинялось ей. Словно с уходом Королевы из нее улетучилась, вытекла вся энергия, которая столько дней держала ее на ногах почти без сна и пищи. Теперь на нее навалилась усталость, коварная, как болезнь. Она не оставила Мерле никакого шанса.
Реальность ускользала, расплывалась, голос Мерле хрипел, колени подгибались.
Она видела, что Серафин, стоя у алтаря, закрыл глаза.
Она видела, что Фермитракс кружит, как светляк, вокруг головы беснующегося Сына Матери.
Она видела друзей на балюстраде, они напоминали цепочку темных бисерин или булавочных головок. Ее глаза застилали слезы, Все вокруг расплывалось, теряя очертания. Как в тумане. И вдруг совершенно отчетливо из тумана выступило бледное лицо Серафина с закрытыми глазами. Внутри ее все кричало от бесконечной муки и печали, но ни единый звук не вырывался из ее уст.
Мимо нее пронесся серый силуэт, легкий как перышко. Силуэт хищной кошки из серого камня. Раздался плеск воды. Волна ударила в лицо.
Секмет, подумала она.
Серафин.
Мир рушился в ней самой. Мир рушился вокруг нее.
Сын Матери. Секмет. И снова, и снова Серафин.
Она уснет. Просто уснет. Она больше не сражается.
Ее подхватили чьи-то руки, протянувшиеся из серебряного зеркала водной глади. Узкие девичьи руки, за которыми чудились другие. Фигуры в воде.
Серафина больше не было в живых. Она это знала. Но не хотела в это верить. И все равно знала.
Сын Матери вопил на весь храм.
— Мерле, — прошептала Юнипа и потянула ее за собой в Зазеркалье.
Наступила темнота. Сверкнуло серебро. Крики исчезли.
— Мерле, — еще раз шепнула Юнипа. Мерле попыталась заговорить, но ее дрожащие губы не слушались, голос прерывался.
— Да, — ласково сказала Юнипа. — Все кончилось.
ПОЛОВОДЬЕ
Ее посадили на спину Фермитракса. Кто-то сидел позади и крепко держал ее. Серафин? Нет, не он. Должно быть, Унка. Ведь у нее сломана нога, и она не может ходить.
Юнипа вела их через Зазеркалье. Она шла впереди, за ней — Фермитракс, придерживая своих всадниц сложенными крыльями. Сердце у него колотилось, он едва дышал от изнеможения. Мерле показалось, что он хромает, но сама она настолько ослабела, что не смогла бы сказать этого со всей определенностью. Она устало обернулась назад. За львом шла Лалапея в обличье сфинкса. Арьергард составляли Дарио, Тициан и Аристид.
Лалапея несла на спине какой-то продолговатый сверток. Мерле не могла его рассмотреть, перед ее глазами все расплывалось, как во сне. С ней происходило что-то странное, ей не хватало чужого голоса внутри. Не хватало кого-то, кто вселил бы в нее мужество, кто внушил бы, что и в ослабевшем теле живы чувства. Кто держал бы ее в форме, поддразнивал и постоянно заводил.
Но теперь у нее осталась только она сама.
Даже Серафина не было.
И тут она поняла, что несет на спине Лалапея. Это не сверток.
Это тело. Труп Серафина.
Мерле вспомнила его прощальный поцелуй.
Только намного позже Мерле сообразила, что их путь по серебристому лабиринту Зазеркалья был побегом. Те, кто мог бежать, торопились. Впереди шагала Юнипа, которая здесь, вдали от Каменного Света, обрела силу и решительность.
Мерле все время возвращалась мыслями к тому дню, когда они с Юнипой впервые попали в Зазеркалье. Арчимбольдо открыл им ворота, чтобы они ловили противных призраков в его зеркалах. Тогда Юнипа испытывала страх, от которого теперь не осталось и следа. Она так уверенно двигалась по тайным тропам Зазеркалья, словно провела здесь всю жизнь.
Вокруг то и дело гасли зеркала — как
