Мне нравилось лежать на её коленях. Почему? Потому что это чувствовалось идеально. Аня всегда садилась так, чтобы мне в глаза не светило солнце. Она обязательно предупреждала, если хотела переставить ноги, чтобы я на секунду поднял голову. А ещё Данчук всегда перебирала мои волосы, вне зависимости от времени года. Серьёзно — даже под зимней шапкой она находила выбившиеся пряди и накручивала их на пальцы. И она всегда внимательно выслушивала всё, что я ей рассказывал, даже если я просто перечислял то, что съел на обед.
— Так ты мне расскажешь, чем занимался весь день, пока я грызла гранит науки и рисковала своей жизнью? — поинтересовалась Аня, чуть щурясь на солнце.
Я пожал плечами:
— Репетировал. Мы ведь уезжаем уже завтра. Дорога каждая минута.
Да — я позволил себе прогулять учёбу. Как и Колян. Это было обычной практикой — перед важным концертом отбрасывать всё лишнее и ненужное и сосредотачиваться на музыке. Мои преподы знали причину — я никогда не врал о том, почему пропускал занятия — и относились к этому с пониманием. Всё же я изучал не дизайн и не ядерную физику, и прогуливал прямо-таки по своему профилю. А вот как Меридов выкручивался — было известно только ему одному. Но, его пока так и не выгнали, так что я делал выводы, что дару убеждения на факультете журналистики учили отлично.
— Волнуешься? — негромко спросила Аня, безошибочно угадывая моё настроение.
Я кивнул, сжав губы. Рука, перебиравшая мои волосы, замерла. Я недовольно заворчал и, поборов желание завозиться и потянуться за её рукой, как какой-нибудь ручной кошак, поднял на неё взгляд. Она смотрела прямо мне в глаза, и на лице у неё читалось недоумение.
— Почему?
Дернув плечом, я отозвался:
— А что если я облажаюсь?
Признание сорвалось с губ непроизвольно, и я в очередной раз порадовался, что мы были только вдвоём. Потому что никто не должен был видеть меня таким — слабым, сомневающимся, неуверенным в себе. Я — Юлиан, мать его, Кораблёв, и в моём словаре не должно было вообще быть таких слов.
Но они были. И произнести их я мог только рядом с ней. Потому что знал — она поймёт. Не засмеётся, не оттолкнёт, а самое главное, никому об этом не скажет.
Нюта покачала головой и поинтересовалась:
— Кто внушил тебе это? Кто вбил в твою голову, что ты недостаточно хорош?
Хмыкнув от комичности ситуации и заранее представив себе реакцию подруги, я просто ответил:
— Ты.
*****
Анна
Сказать, что я опешила — это вот равносильно молчанию. Потому что — ВОТ ЧЁЁЁЁ?! Когда я вообще могла такое сказать? А самое главное — зачем?
— Я тебя не совсем поняла, — честно призналась я.
Юлик, всё так же не поднимаясь с моих колен, повторил:
— Это была ты. Ты сказала мне, что я посредственно играю. Неплохо, но далеко не идеально. И что я могу либо выезжать за счёт других ребят и своей смазливой мордашки, либо начать работать.
Ого. Нет, это было очень в моём стиле — я ведь регулярно говорила Юлиану, чтобы он не задирал нос, чтобы не считал ворон и фокусировался на работе. Но это всё было сделано в мягкой, шутливой форме. Не так…жёстко.
И что самое главное:
— Я не помню этого… — призналась я честно.
На это Кораблёв улыбнулся и ехидно отметил:
— Еще бы — это было под Новый год, и ты тогда выпила пол бокала шампанского. Тебя пробило на откровения тогда после первого же глотка.
Вот как…ну, это в корне меняло дело! С этого и нужно было начинать.
— Оу…да, такое могло случиться, — признала я, прикусывая губу.
Наверное, стоило пояснить мои непростые отношения с алкоголем. Они уходили корнями в то далёкое детство, когда я не то, что говорить или ходить — сидеть не умела. Поэтому, сама я, этого понятное дело, не помнила. Но родители мне как-то раз поведали, почему даже от запаха спиртного мне становилось плохо.
Дело в том, что до мамы у моего отца была девушка. В наше время этим сложно кого-то удивить. То есть люди не делают большие глаза и не кричат: «Как?! Ты уже не девственник?!?!». Нет, всё работает не так. Так вот, девушка. Она была чокнутая. Тотально. Настолько, что не смирившись с тем, что отец её бросил, решила украсть меня. Зачем? Я не знаю! Говорю же — у неё кукушка совсем поехала.
Похитив ребёнка и не желая с ним особо возиться, эта дама напоила меня. Младенца, которому было всего пару месяцев от рождения. На тот момент врачи сказали, что всё со мной в порядке, никаких отклонений в развитии не наблюдается. В принципе, они не соврали — развивалась то я нормально. Но, когда я стала старше, оказалось, что мой организм не переносит алкоголь. Напрочь. То есть даже если капля на язык попадёт — всё, прощай адекватная жизнь.
Пару раз мы с друзьями экспериментировали, пытаясь выяснить, действительно ли всё так серьёзно. Оказалось, что да, ещё как. Потому что по утрам после таких вот «проверок», больше всего мне хотелось умереть. Я не помнила совершенно ничего из того, что делала и говорила, а в голове у меня играл, кажется, симфонический оркестр, правда, почему то только похоронный марш.
Такие вот приветы из детства.
— Но я…блин, я не знаю, зачем я это сказала тогда. Прости, — мягко произнесла я, снова запуская пальцы в его чёрные вихры.
Но Юлик лишь покачал головой — на самом деле просто поелозил по моим коленям:
— Тебе не за что извиняться. Если бы ты сказала это просто, чтобы задеть меня — тогда да. Но ты это втирала мне с таким пылом и упорством, словно от этого зависела твоя жизнь. Или ты правда переживала за меня и моё будущее.
— Но ведь это так и есть, — заметила я с усмешкой, — Я всегда волнуюсь за тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы ты получал удовольствие от работы.
Юлик помолчал немного, а потом негромко произнёс:
— Иногда мне снится, словно я больше не могу играть. Что руки не случаются меня. И струны рвутся, а клавиши рояля просто рассыпаются в прах. Я просыпаюсь — и мне становится по-настоящему страшно. Потому что, оглядываясь назад и вспоминая всё, что у меня было и есть, я понимаю, что ничем, кроме музыки, не умею заниматься. Да и не хочу. А что если этого не станет? Кем я тогда буду?
— Ты будешь собой, — сказала я твёрдо, — Юлианом Кораблёвым. Невероятно талантливым и умным парнем. И музыка всегда будет частью тебя. А если нет — то ты придумаешь себе новую мечту. И она будет не менее грандиозной, чем та, что у тебя уже есть.
