Глава пятнадцатая
Глава пятнадцатая
Анна
Не без помощи моих родителей, но работа над сценарием пошла. Да ещё и весьма бодро — я едва успевала вернуться с университета, как уже садилась за работу. Уже были составлены списки ролей, которые я вручила режиссёрам. Ребята пытались привлечь меня также к выбору актёров, но от этого я открестилась, попросив Юлика прикрыть меня. Честно говоря, меня не особо заботило, кто сыграет моих родителей, кто — их друзей, а кому достанется роль главной злодейки спектакля — бывшей моего отца по имени Ира. Я знала, что каждый из моих сокурсников прекрасно справится с любой предложенной ролью. Хотя, подсознательно я всё же хотела, чтобы главная мужская партия досталась Давиду. Это было бы символично — чтобы мой парень сыграл моего отца. Так что, я не скрывала своей радости, когда он с улыбкой заявил, что не без подсказки Юлика, но его утвердили. Мой лучший друг в очередной раз доказал, что занимал этот пост не зря, и даже не за красивые глаза.
Первые страницы сценария также были готовы. Я неожиданно открыла в себе тот самый, необходимый мне источник вдохновения. Мне хотелось писать и писать, заполняя страницу за страницей, пока всё это не выльется в нечто грандиозное. Я предупредила ребят, что это будет очень личная и важная для всех история. Сокурсники сразу поняли, что халявить не получится, так что настроились на долгий и кропотливый труд. Большинство даже снова записалось в школу отца, потому что понимали — в постановке с черновым названием «В ритме улиц» без танцев не обойтись. Так что пользу и выгоду из этого, кажется, извлекли все, особенно отец.
К слову о нём. Папа настолько загорелся моей работой, что все вечера проводил в моей комнате — за исключением тех часов, что тренировал ребят или когда ко мне заглядывал Юлик. Отец рассказывал мне всё, что могло пригодиться в работе, отвечал на все вопросы, и был вдохновлён, кажется, не меньше моего. Я же, записывая за ним, только диву давалась. Нет, я знала, что история знакомства моих родителей, мягко говоря, интересная, и я была не то, чтобы не плодом любви, но уж точно не в браке рождённой — всё же считать умела и понимала, что годовщина их свадьбы самую малость наступила чуть позже, чем я издала свой первый крик. Но чтобы настолько…
Словесные баталии, конфликты, конфронтации, чуть ли не ультиматумы и желание выцарапать друг другу глаза — да уж, мои родители были той ещё сладкой парочкой. Как они вообще сошлись на такой почве, я не представляла. Правда, отец уверял, что всё дело в его обаянии и чувстве юмора. А ещё якобы на танцполе он просто Боженька. Ну, в это поверить было несложно.
Ещё я поняла, что какие-то детали истории оказались малость приукрашены. Как я это поняла? О, всё просто — к нам на один из таких огоньков заглянула мама. И по её усмешке я поняла — врёт папенька, как дышит. Особенно в моменты, когда он, откинувшись на кровати дочери, расписывал, как с первой секунды моя мама прониклась к нему светлыми чувствами, но стеснялась это признать, та громко фыркнула и заявила, что они, судя по всему, знают две разные истории. И вообще, судя по всему, совершенно не знакомы. Но, что поделать — папина версия мне нравилась, так что её мы и взяли за основу.
Юлик очень сильно помогал мне. Мы работали в тесном тандеме — таком, что он нередко оставался на ночь, и родители уже привыкли накрывать завтрак на троих детей. А я — приезжать на учёбу не на Настиной машинке, а в «танке» Кораблёва.
Друг не только молча поддерживал меня и изредка помогал, придумывая особенно колкие реплики. Нет, ещё он занимался своими прямыми обязанностями — писал музыку. Вычитывал уже написанное мной, узнавал, какой настрой должен быть — и тут же начинал набрасывать мелодию. Которую я слушала, вносила свои коррективы, или — чаще всего — одобрительно кивала, и мы продолжали работать.
Мне было комфортно с ним работать. Каким бы шалопаем Кораблёв не был — он менялся, когда дело касалось дела всей его жизни, музыки. Вот чему он отдавался полностью. И это было тем, к чему его всегда ревновали его подружки. Верность этот оболтус хранил только своей музе — даже гитаре он мог изменить с другими инструментами. Но эти дамы его сердца обижаться не умели.
В один из таких вечеров, когда добрая четверть пьесы уже была написана и роздана, а мы трудились над очередной, я подняла глаза на сосредоточенного друга и негромко произнесла:
— Прости, что напрягаю тебя.
— Ты о чём? — непонимающе хмурится Юлик.
— Ну, прошу помочь со сценарием, дёргаю, в общем… — я стушевалась и просто обвела рукой свою комнату, — За вот это вот всё.
Кораблёв кивнул с самым серьёзным выражением лица:
— Действительно, тебе стоит извиниться. Ведь из-за этого мы проводим больше времени вместе, — нацепив на моську маску скорби, друг простонал, — Какая пытка!
Я хмыкнула, но продолжила гнуть свою линию:
— И всё равно. Ты мог провести это время со своей девушкой.
— Это вряд ли, — покачал головой брюнет, — У Нат спектакль на носу, она репетирует, как бешеная и не подпускает меня к себе. Боится, что буду отвлекать. А вот твой благоверный может и занервничать, что ты проводишь время с таким красавчиком, как я!
— С таким балбесом, ты хотел сказать, — с усмешкой поправила я друга, — И нет — с этим у нас нет проблем. Давид ведь понимает, что всё завязано на нас. Вся работа.
— Поправочка — на тебе. Моё дело маленькое — музыку написать. Считай, что она уже у тебя есть, — улыбнулся Юлиан, кивая на исписанные нотами листки бумаги, — Главное — что меня не заставили ещё и играть. С этих наших режиссёров станется заявить, что все таланты на потоке перевелись и без меня не обойтись. Нет, их, конечно, можно понять, но так бессовестно ездить на себе я позволяю только тебе и Владке.
— Боже, какая честь, — хмыкнула я, улыбнувшись и понимая, что в этот момент мной завладело какое-то странное, но весьма приятное чувство.
Нежность. К этому оболтусу, который, как и всегда, при упоминании имени своей сестры, мягко и невероятно любяще улыбнулся. Таких чувств у него не вызвал никто, кроме его сестры. Ни одна из девушек, в которую он якобы влюблялся — никто из них не видел ТАКОЙ улыбки. Её могла получить только его егоза, которую он, несмотря на ворчания, очень сильно любил и всячески оберегал. Мазал коленки зелёнкой, при этом морщась и ахая
