О себе. Меня зовут Алексей, фамилия - Найденов. Часть моей биографии, а также история моего появления в Беловодье содержится в тетрадях, прилагаемых к сему посланию. Тетради эти включили мои записи за последние полтора года. В последнее время я получил настолько неожиданный опыт, познакомился со столькими необычайными людьми, что не смог удержаться, чтобы не доверить факты бумаге. Не скрою: посылаю Вам мои опыты в писательстве надежде, что Вы оцените мои труды и рассмотрите вопрос вероятной публикации. Если посчитаете мои потуги слабыми - смело выбрасывайте, данная рукопись имеет копии. Литературного опыта у меня немного, но он все же есть. Давно еще, в интернате я что-то пробовал сочинять, однако, некоторые обстоятельства вынудили меня надолго отойти от писательства. В колонии мне, правда, довелось трудиться редактором стенгазеты нашего отряда, однако, творческим данное занятие назвать можно с натяжкой.
Мне думается, рассказ о тех людях, среди которых мне довелось жить, будет поучительным. Они свободны - как физически, так и духовно. И это главное. В Беловодье я по-настоящему родился, или (простите за пошлость) прозрел. Свои записи посылаю Вам без какой либо надежды. Извините за навязчивость и не обессудьте.
И еще: они довольно субъективны и вовсе не претендуют на истину. С почтением, искренним уважением и творческих Вам успехов! Найденов Алексей"
Тетради пронумерованы. Миша раскрыл ту, на обложке которой аккуратно было выведено - почти продавлено шариковой ручкой: "Часть N1. Копия. Найденов А.М." В самом низу забавная, но мрачноватая приписка: "Правда горька, но без нее наша жизнь ничто".
Раскрыл тетрадь, попытался разобрать почерк. Вот начало:
"...Если жива мать моя, которую я никогда не знал, теперь бы я точно ей сказал: "Спасибо, что ты мне дала жизнь!" Раньше я в порыве отчаянья частенько твердил: "Кой черт ты меня произвела на свет да кинула, з-з-з-зараза!" Хотя, если уж правду говорить, все равно люблю ее... с-с-суку. Ведь в самые трудные моменты жизни моей я верил, что только мама способна меня спасти и защитить. Ох, противоречива душа человеческая. Столь раз я за свои злополучные годы слышал это поганое "Выблядок!", что и... а вот и не знаю даже, что. Душа моя давно истерлась в злословии, я уж думал, нет в ней уже места для любви.
Люся премило сопит, отвернувшись к стенке. Очень люблю наблюдать ее почти детское лицо когда она спит. Она младше меня на восемь лет, но, признаться, опыта у нее хватает. Научила она меня многим премудростям - и так ведь тактично, умело... Много раз думал: люблю ли я Люсьен? А вот, не знаю. Но жизнь свою точно отдам, чтобы у нее все было хорошо, чтобы вернула Людмила свое дитё, чтобы..."
Что ж, автор начинает с саморефлексии, раскрывает свои душевные раны и комплексы, попросту демонстрирует читателю личную человеческую слабость. Тоже вариант, вон, Пруст на данную тему размазывал томами. Однако, мужик не должен хныкать, нехорошо это, несолидно. Ну, да ладно, всякие бывают на свете мужики. И бабы тоже по воле Создателя разномастные. То есть, конечно, женсчины. Не слишком любит Жуков исповедальную прозу, а, точнее, не приемлет в принципе. Да и времени-то на чтение не хватает - чукча-то не читатель, а писатель.
...Второе свидание с Александром происходило в том же стиле. Посыльный заметно осунулся, казался свернутым в "букву зю". И все тот же перегар. К тому же гражданин заметно попахивал бомжатиной. На довольно помятом конверте красовалось неизменное: "Глубокоуважаемому Михаилу Викторовичу". Жуков спросил у гость-арбайтера:
- Так в чем срочность-то?
Миша уже не мог скрывать раздражения, и визави это чувствовал. Он пробурчал:
- Не мое дело, не смею знать. Извините...
- Ладно, - смягчился Михаил, - Александр, вам, может... денег дать?
- Не стоит. Все нормально, Михал Викторыч. Письмо приняли - и на том спасибо. Ну...
- Стойте. Погодите...
Жуков решительно оторвал краешек конверта. Достал листок. Развернул, прочитал. Текст небольшой, почерк не слишком уверенный, но разборчивый, и, кстати, принадлежит он явно не Алексею (Миша еще час назад разбирал его грубую увесистую буквицу), этот почерк очень похож на пропись школьника:
"Привет из Беловодья! Михаил, дело безотлагательное. Очередная атака на наш бастион принесла противнику успех. Мы вынуждены отступить в Серафимов скит, закрепились там. Некоторые наши попрятались по заимкам. Запасов провизии у нас достаточно, до грядущей весны протянем. Хватает и боеприпасов. Многого нам не надо - только бы не трогали. Но вот, трогают, скоты. Потерь у нас почти нет. Разве только убит Кирилл. Мефодий сокрушается, конечно, но мы его стараемся утешать, а так же убедили оставить свои эти зароки, так что он теперь полноценный боец. Имеются раненые, но легко. Вацлавас окончательно поправился, он полон сил и желания мстить. Наконец-то и Жора вышел из оцепенения, а стрелок он отменный. Михаил, если вы верите в какого-нибудь бога, помолитесь за нас! Особенно за наше будущее дитя. Алексей Найденов".
- И как это понимать, Александр?
- А так и понимать. Наверное, там проблемы.
- Где - там?
- Не могу знать...
Александр прятал глаза. Миша впился в мужицкое лицо своими полурусско-полуеврейскими глазами, ощущая себя доминирующей особью:
- И что с этим делать?
Длительная пауза. Два поезда прошумело, пока гость-арбайтер молчал. Все же выдавил:
- Ну, я, что ли... пошел.
- И кто вас держит? - резко проговорил Жуков тоном школьного директора.
Александр развернулся, и, несколько секунд поколебавшись, двинулся на эскалатор. Был вечерний час пик, и скоро его рабская фигура растворилась в толпе.
Еще в поезде Миша пару раз перечитал послание. Какой-то розыгрыш? И для чего... Хочешь - не хочешь, а надо разобраться, наконец, что в тех "коленкоровых" тетрадях понаписано. Ближе к ночи, после традиционного просмотра новостей и Интернет-рутины таки взялся за злополучную передачу. Очень скоро понял, что читать не слишком разборчивый почерк крайне неудобно. Миша взял ноутбук и стал переводить буквенную вязь, произведенную незнакомым человеком по имени Алеша в цифровой формат. По ходу, в меру индивидуальных способностей Жуков еще и редактировал текст. Слова, которые не разобрал, заменил на свои. Если честно, допустил многократную стилистическую правку. Далее - продукт Михаила Жукова с Алексеем Найденовым совместной деятельности.
-- Инцидент
...Если жива мать моя, которую я никогда не знал, теперь бы я точно ей
