-- Нелепые обстоятельства
...Александр оказался невзрачным мужичком лет 45-50 в мятой кепке, в серо-зеленой куртке, в штанах цвета хаки, и с черной дорожной сумкой через плечо. Мрачный такой, приземистый, с затравленными глазами. Типичный славянский гастарбайтер из глубинки. Хачи все же ведут себя нахрапистее, да и смотрятся несколько, так сказать, пассионарнее - может, потому, что всюду ходят шумною толпою. Это русские все больше поодиночке, как упыри. Отчего и страдают.
Мужик, застенчиво протянул Михаилу пакет (нечто, завернутое в крафт и перетянутое бечевой), дыхнув свежим спиртовым перегаром, процедил:
- Вот, значит, Михал Викторыч... Миссию свою, однако, исполнил. - И дядька сокрушенно так вздохнул.
Не любит Жуков, когда к нему по-отчеству. Обычно редактора любят поофициальничать - когда надо сообщить, что материал слетел с полос.
- Ну, и что здесь? - Глубоким голосом произнес Михаил - и тут же подумал: "Ч-ч-чорт, и откуда во мне эдакое ментарство..."
Мы зачастую (ох, да всегда, пожалуй...) меняем свое поведение в зависимости от среды. Многие в родных стенах играют в домашних тиранов, в то время как на работе являются забитыми мышками. Чего скрывать - в командировках Жуков сама учтивость, в то время как... Михаил вдруг вспомнил, как в Вологде наблюдал местную "звезду" (журналиста и писателя) Толю Ехалова: да не подступишься к нему, на горячем коне не подъедешь - священный сфинкс и отъевшийся пахан! И как-то он встретил того же Ехалова в столице, в редакции одного популярного журнальчика... Того же, да, оказалось, вовсе иного. Ему показалось, Толя на две головы ниже стал. Раздобревшая мышь - и все тут. Или, как минимум, тупой жирный хомяк. Ну, это в Жукове зло сидит. Дело было в Кириллове Вологодской губернии. Договорился о встрече с одним местным "Кулибиным": приходит ко времени к нему домой - жена и говорит:
- А Василь Петрович уехал. С Ехаловым, на рыбалку, дак...
- О, как... Мы же договорились...
- Вот и Василь Петрович то же сказал Толе-то. А Толя ему: "Да пошел он на хер, этот корреспондент!"
Хозяин жизни, в общем. Местного пошибу. И так приятно было Жукову наблюдать в Белокаменной шмат напряженного и недоверчивого сала!
...В общем, повел Жуков себя с Александром по-ехаловски. "Господи, - чуть позже терзал себя Миша, - это ж я в своем городе типа дома, ОНИ-то в Первопрестольную приезжают на войну!" Москва - как громадная дойная корова, которую все дойщики люто ненавидят. Даже те, кому удалось здесь закрепиться и обзавестись крышей. Для Жукова белокаменная - мегаполис, в котором он родился и вырос. Да, город тяжелый. Но фантастически многообразный и с возможностями, в чем и заключается не шибко божественная прелесть Москвы..
Если бы на своем сайте Жуков не вывесил свой контактный номер может быть, жизнь его протекала бы в более, так сказать, штатном порядке. Хотя, если уж говорить по правде, покоя зачастую и без того хватает. Сидишь порою и размышляешь: "Хоть бы какая сволочь позвонила, что ли..." Впрочем, бывают в жизни и периоды, когда думаешь, что все уже порядком достали. Особенно, когда разгребаешь электронную почту, выкидывая долбанный спам. В общем, как это не пошло звучит, запела однажды вечером Мишина трубка. Позвонивший представился Александром и сообщил, что у него для Жукова посылка, из Н...й области. Александр, действительно говорил на наречии того региона - уникальном, такое ни с каким другим русским говором не спутаешь. Как и полагается в столице, договорились встретиться в метро, в центре зала.
Жуков специально подсчитал: бывал он в Н...й области восемнадцать раз, и действительно много всякого про тамошнюю жизнь понаписал. В основном - про забавные казусы. Эта Н...я губерния разлеглась на своеобразном "перекрестке" России; здесь веками натуженно пыхтел "котел народов, культур и цивилизаций", отчего в этом - с севера лесном, а с юга лесостепном - краю и сформировалась чарующая и занятная пестрота. Оттого он и зачастил туда, ибо фактура необыкновенно хороша. Материалы публиковались в разных СМИ, некоторые и не по одному разу. Один раз даже, едренать, в журнальчике "Нейшнл джиографик" Михаил Жуков засветился - именно материалом из Н...й области.
Ну, вот совершенно он не запомнил этого Шурика из глубинки. Так же, наверное, европейцы на пигмеев или каких-нибудь китайцев смотрят. "Все они на одно лицо - как валенки". Где-то Миша читал, что взгляд человека по мере развития прогресса начинает напоминать взгляд рыбака, наблюдающего, как в неводе теснится улов.
- Что там?..
- А мне почем знать. Мое дело - передать.
- От кого хоть весточка-то, Александр?
Гость-арбайтер как-то нехорошо улыбнулся, и, испустив спиртные пары, едва слышно проговорил:
- История непростая. Коротко не расскажешь. Там письмо сопроводительное, прочтете - разберетесь. Знаю, человек вы неплохой. По крайней мере, мне говорили...
Прибывающий поезд заглушил нерешительную его речь. Расстались по-столичному, без церемоний.
Дома Жуков, конечно, дал волю любопытству.
Четыре толстенькие тетрадки, такие, кажется, в старину называли "в коленкоровом переплете". Пролистал. Не слишком разборчивый грубовтый почерк, желтая бумага. Автор, видимо, слишком старался, выводя увесистые буквы, отчего вязь получилась на вид основательная, но по сути нечитабельная. Почему-то пришло в голову сравнение с аляповатыми дворцами нуворишей на Рублевке: внушительно, а жить противно.
Еще среди тетрадок затесались несколько вовсе пожелтевших листков. Ну, а венчал посылку еще один листочек, сложенный вчетверо. Поверху начертано: "Глубокоуважаемому Михаилу Викторовичу". Не любит Миша все эти закивоки, они судом попахивают. Отложил он все это послание в долгий-долгий ящик, точнее, закинул на антресоль, памятуя слова бывшего своего начальника, к сожалению, отошедшего ко Господу, Виктора Саныча Козлова: "Ничего не надо выбрасывать".
Минуло месяца четыре. Само собою, Миша уже и забыл о послании. А потому, когда по телефону некто пробубнил: "Я Александр...", мобилизовав арсеналы памяти, припомнить того Шурика из глубинки Жуков не смог. В конце концов, звонивший сам восстановил утерянное звено, вкрадчиво так заявив: "Ну, вы посылку-то... Прочли?" Александр уверил, что просто обязан передать письмо, причем, поклялся почему-то, что больше никогда не осмелится беспокоить. Ах, да, посылка! Дурацкие тетради...
Договорились снова пересечься в метро, в центре зала. Само собою, Жуков слазил на антресоль и откопал эти "коленкоровые" тетради. Выудил однажды проигнорированное письмо и все же прочел:
"Привет из Беловодья! Глубокоуважаемый Михаил Викторович! В наш затерянный в суете цивилизации "медвежий угол" изредка попадают газеты. В основном мы их используем по назначению, простите, бытовому, но, наткнувшись на один из Ваших очерков, я вдруг открыл для себя, что есть еще люди, которые на нас, "охламонов" с далекой периферии смотрят не как на японских макак в зоопарке, а с искренним уважением. Как минимум, Вы переживаете за судьбу подлинной, глубинной Руси, за что огромное
