квартире Рындиных. Это не прекращалось, смена видений и движение людей в них ускорялось, искажался звук, в голове нарастала ломящая и распирающая череп боль. Кто-то потряс меня за плечи, и я услышала обеспокоенное: ‘Роджеровна! Роджеровна очнись, пожалуйста! Слышишь меня! Давай возвращайся... где бы ты там не была! Эй!’ Я медленно открыла глаза и поморгала. Когда мой взгляд сфокусировался, я смогла различить склонившуюся надо мной Лерку в лилово-бежевом свитере и черных кожаных брюках. Логинова, сжимая пальцами мои плечи, настороженно и удивленно заглядывала мне в глаза. – Ле-ера... – слабым голосом протянула я. – Ну, слава Смешарикам! – выдохнула Лерка и опустилась на краешек кровати. Я тоже села и поставила под спину подушку, поджала ноги, обхватив колени руками. – Лер, а ты откуда здесь? – я хмуро и растерянно смотрела на свою подругу. – Из дома,мхмыкнув, ответила моя подруга, – а если точнее, прямо из ванной. Она посмотрела на меня и осуждающе покачала головой. – Ты чё творишь Роджеровна? Ты, что коза моя белобрысая, не можешь вообще на месте ровно сидеть? Ты чё хочешь, чтобы, я не знаю... хочешь чтобы я однажды в один миг поседела и стала прозрачным приведением, витающим над куполами Хогвартса?! – Т-там нет куполов, – виноватым голосом ответила я, – там только башенки... – Да один хрен! – выпалила Лерка и смахнула с лица пряди темных волос. – Объясни мне, как ты ***ть, вообще оказалась возле того дома, который жахнул? – Откуда ты знаешь? Логинова скривила губы и осуждающе покачала. – В главном шоу страны – ‘Вести’ называется – рассказали про взрыв дома на Твардовского! Про твоего Стаса, про Корнилова! А я уже точно знаю: где этот Корнилов – там можешь быть, и ты! Я виновато опустила взгляд. По голосу Лерки было слышно, что она и вполовину не так сердита, как бешено напугана. Логинова всегда, когда очень перепугается, злая, как консьержка без зарплаты. – А как ты меня нашла? – осторожно спросила я. Лерка гневно сдула с лица прядку волос и, сложив руки на груди, пробурчала: – Ты забываешь, что у меня мама врач и когда я её попросила проверить среди своих нет ли всяких Лазовских Вероник в столичных больницах, оказалось, что вас там таких аж пять штук. Я удивленно вскинула брови, но ничего не сказала. – Но с не русским отчеством была только одна, – с толикой язвительности заметила Лерка и, негодующе покачав головой, спросила. – Как ты вообще? Что у тебя с головой-то?! Надеюсь, хоть не сотрясение?! Мозги тебе не отшибло?! Никакие там эти... осколки черепа... не попали никуда?.. Тревожные вопросы просто сыпались из уст перенервничавшей Лерки. – Нет, – усмехнулась я, – всё в порядке. Жить буду. – Угу, – недовольно буркнула Лерка. – Я говорила с твоим врачом, Роджеровна. У тебя порез рядом с какой-то там артерией... – Височной, – вздохнув, вставила я. – Вот-вот, – кивнула Логинова. – Роджеровна, а если бы вот чуть-чуть правее? Что тогда? Ты хоть, идиотка, понимаешь, что... блин... От недостатка слов Лерка просто замотала головой. Я увидела слёзы, блеснувшие в уголках её глаз и скатившиеся по щекам. Логинова сердито смахнула их и подсела ко мне ближе. – Иди сюда, – буркнула она сердито, раскинув руки для объятий. Я придвинулась к ней, и мы крепко, с чувством обнялись. – Какая же ты у меня дурочка, Роджеровна, – плаксиво прогнусавила мне над ухом Лерка, – вечно куда-то прёшься, куда-то вляпаешься... Она всхлипнула и судорожно вздохнула. – Прости, – прошептала я, сама, ощущая слёзы на собственных щеках. Мне было очень совестно, что Лерка из-за меня так испереживалась. Плюс ко всему, давали о себе знать пережитые события ночи. Обнявшись и тихо плача, то и дело всхлипывая, мы просидели так минут двадцать, наверное, или больше. Потом, я тихо, вкратце, чтобы не стращать Лерку ещё больше, пересказала ей про случившееся со мной за последние несколько часов. Логинова только ошарашенно качала головой и в конце заявила: – ***здец, какой-то Роджеровна... Вообще тебя одну оставить нельзя! Я засмеялась, Лерка тоже захихикала в ответ. В этот миг дверь в палату приоткрылась и внутрь заглянул взъерошенный, запыхавшийся Мирон. – Ника! – ахнул он, увидев меня в кровати и мою перебинтованную голову. Я, на миг удивленно замерла, успела бросить вопросительный взгляд на Лерку, но та лишь быстро пожала плечами. – Привет... – тихо произнесла я и улыбнулась ему. При виде Мирона я испытала некую неловкость и даже смущение. Нет, я была рада, что он приехал... С одной стороны, а с другой, я не готова была сейчас отвечать на его вопросы, хотя бы потому, что ещё не успела придумать, что соврать. Это с Леркой я могу быть откровенной, так как она одна из не многих людей, знающая о моей ‘особенности’ и другой стороне жизни. А Мирон... Мирон не знает, и я слишком боюсь ему рассказывать. Я даже представить не могу, как он отреагирует, но уверенна, что он точно будет не в восторге. Мирон вошел в палату, немного нерешительно приблизился к моей кровати и настороженно взглянул на Лерку, как будто только сейчас её заметил. – Привет, – бросил он. – Привет, уголовник, – шутливо отозвалась Лерка. – Почему это ‘уголовник’? – чуть нахмурился парень. – Меня тогда не за что упекли... – А это уже не важно, – продолжала издеваться ухмыляющаяся Лерка. – Важен сам факт. Упекли – значит сидел. Сидел – значит уголовник. Всё просто. Мирон открыл рот, чтобы возразить, но Лерка сама поднялась с кровати и, хитро ухмыльнувшись мне, бросила: – Пойду маме позвоню, скажу, что с тобой всё в порядке. Я молча, с улыбкой ей кивнула. Мирон обернулся ей вслед, затем посмотрел на меня. Не находя слов, он лишь выразительно покачал головой. – Она у тебя, конечно, клёвая, но я до сих пор не понимаю, как вы дружите. Он приблизился ко мне, наклонился и ласково, осторожно коснулся губами моих губ. – Удивишься, но
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
