этикет не позволит. Я молча, вновь попыталась обойти этого настырного субъекта, но видит бог, как мальчишки, так взрослые мужчины не редко путают понятие настойчивости и навязчивости. А последнее, особенно в такие дни, как сегодня, не раздражает, а даже бесит. – Девушка, ну че вы такая неприветливая?.. Мы ж тебя не обидим, детка... Из чёрного Pajero, стоящего неподалеку, выглядывали ещё трое мужчин. На удивление, с такой же неприятной внешностью и похабно-раздевающими взглядами. Я решила прибегнуть к самому сильному аргументу, который, обычно, остужает самых ретивых великовозрастных ‘поклонников’. – Послушайте, мне пятнадцать лет, отстаньте от меня, пожалуйста! – я услышала, как в моем голосе одновременно звякнули гневные и тревожные нотки. И последних стало больше, когда я увидела, что мужчина почти никак не отреагировал на мое предупреждение. – Да не переживай, мы никому не скажем, конфетка, – он продолжал щериться в довольной, предвкушающей улыбке и протянул ко мне руку. Я проворно отскочила прочь и тут же перед глазами пронеслось воспоминание этого неуемного обольстителя. Через сероватую и, как будто, водную поверхность проступили нечеткие образы, которые постепенно обрели резкость. Просторный кабинет, с картой Москвы и России на стене. Четыре стола, с компьютерами и четверо мужчин, которые что-то живо обсуждают. Затем, я увидела своего неприятного собеседника, стоящего уже в унылом злачном коридоре, неподалеку от мужской уборной, с мобильником в руке. Он разговаривает по телефону с какой-то женщиной, несколько раз назвав её ‘Жанной’. Затем воспоминание резко сменилось, из помещения я перенеслась на улицу, в ночь, на автомобильную стоянку. Здесь в желтовато-оранжевом и тусклом свете уличных фонарей четверо мужчин о чем-то быстро переговаривались. Один из них, как раз тот, что в наглую клеился ко мне, кинул другому маленький пакетик, с красноречиво белеющим внутри белым порошком. Другой, плотный, коренастый с прямыми русыми волосами и болезненными покраснением на лице, спрятал пакетик не куда-нибудь, а внутрь своего ботинка. – Когда будем обыскивать Ожеровских, подкинешь старшему герыч,-приказал мужчина, чьи воспоминания, я сейчас наблюдала. Он поправил куртку, и я увидела ремень кобуры с пистолетом. У двух других они тоже виднелись из-под расстегнутых курток. – Поехали, – скомандовал обладатель неприятной улыбки и взгляда, – у нас мало времени. Если сопляки сбегут, Жанна нам ни черта не заплатит. Кто-то из его компании, что-то бросил в ответ, но я уже не успела различить сказанное – воспоминание рассеялось по ветру, точно пыль, возвратив меня обратно, на заснеженный МКАД. – Эй, милаха, ты чего застыла-то? – мужчина в куртке наклонился ко мне, сохраняя на своих противных губах не менее противную улыбку. – Замёрзла что ль? Пошли к нам, мы тебя обогреем, обещаю... – Слышь, мужик, отвали от девчонки, – со спины к стоящему передо мной бритоголовому обладатель отвратительной улыбки, подошли трое водителей из стоящих рядом машин. Вперед выступил широкоплечий мужчина с небольшим животом впереди. У него был образ этакого матёрого салдафона на пенсии – с проседью в коротких волосах, располневший, но не утративший ни формы, ни боевитого нрава, ни колючего пристального взгляда. – Ты че не видишь, она школьница ещё, – продолжал ‘солдат в возрасте’. Он посмотрел на меня и командным голосом спросил: – Тебе сколько лет? – Пятнадцать, – робко ответила я. У стоящим рядом с ‘солдатом’ мужчин в раз потемнели лица. – Те чё, взрослых баб мало, утырок? – спросил другой, в расстёгнутой красной стёганке. – Че ты пристал к ребёнку? – Уходи отсюда, – бросил мне мужчина со следами седины в волосах. Я не заставила упрашивать себя дважды и скорым шагом припустила к ‘нашему’, с Леркой, Майбаху. За спиной, я слышала ругань мужских голосов. Я была благодарна общественности за своевременное вмешательство, однако отлично знала, что как только любитель навязывать свое общество одиноким девушкам покажет этим мужчинам удостоверение, они вряд ли рискнут продолжать конфликт. А о том, что эти четверо именно полицейские, с учетом увиденных воспоминаний, догадаться было не сложно. Обдумывая на ходу возможные варианты действий, я быстро шла к Майбаху. Остановившись у дверцы, я задумчиво взглянула в сторону полицейского, который как раз пугал, заступившихся за меня, водителей своим удостоверением. Я вспомнила короткие, но значимые эпизоды из видения и взвесила необходимость предпринимать какие-то меры. По всему выходило, что я могла бы забить на увиденное и спокойно ждать в машине, когда муниципальные службы решат проблему с затором или, когда Стас придумает, как нас отсюда извлечь. Но, гребанная совесть, усиленная и сдобренная нездоровым чувством справедливости не дали сохранить равнодушие. Плюс имя ‘Жанна’ в воспоминании напомнило мне о Жанне Микадзе и об отношении Стаса к этой женщине, как к нечестному коррумпированному судье, покрывавшему преступные схемы Вацлава Токмакова. И если Микадзе и есть та Жанна, о которой говорили эти ‘грязные копы’, то похоже она задумала собственноручно отомстить братьям Ожеровским. Последние вообще-то должны быть в СИЗО и ожидать суда, но кажется я отстала от жизни... Как бы там ни было, я не могу проигнорировать то, что сейчас узнала. Стасу это не понравиться, но... Я решила действовать. Далеко, позади нашего Майбаха, среди других автомобилей, я разглядела машину патрульно-постовой службы. Я закрыла приоткрытую было дверцу люксового седана, бросила взгляд на Лерку. Логинова с тревожным видом застыла за рулем. Она вопросительно кивнула мне, но я знаком попросила её подождать и ринулась в сторону патрульного полицейского автомобиля. В голове было зазвучало приказное напутствие Стаса: ‘...не делай больше никаких резких движений, жди, когда я тебя наберу...’. Нет, ну а что мне делать? Позволить этим явно нечистым на руку операм подставить с наркотиками Ожеровских, которые из-за этого, вероятно, могут стать жертвами самосуда Жанны Микадзе? Или что? Позвонить Стасу и проконсультироваться с ним? Замешкавшись и задумавшись, я даже остановилась на пол пути и оглянулась назад. Может оно и правда того не стоило... Фиг его знает. Может, эти полицейские едут на какую-то тайную операцию, цель которой призвать, неведомым образом, избежавших наказания террористов к ответственности... Тьфу! Какая нафиг тайная операция?! Они собираются подбросить наркотики Ожеровским и совсем не из-за непримиримой жажды справедливости! Это же даже ежу из тумана понятно! Я отбросила прочь назойливые сомнения и
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
