забудет это зрелище – давящаяся собственной кровью Ника, кричащая и плачущая от невыносимой боли в животе. Корнилов ещё не до конца был уверен, что Нике пойдет на пользу знакомство и общение с Амалией. Его мысли прервал пронзительный громкий крик. Кажется, кричал мужчина, точнее парень, мальчишка. По его командному жесту, мужчины быстро ринулись на звук. Они двигались осторожно, рассыпавшись, но держа друг друга в поле зрения. Стас первым подошел к краю глубокого оврага, на дне которого виднелись переломанные бревна, ветви и выкорчеванные пни. Кажется, местные сбрасывали сюда разный лесной мусор, органического происхождения. Внизу Стас разглядел фигур парня, который лежал между двумя бревнами. Увидев Стаса, мальчишка в очках, закричал: – Назад! Уходите!.. Корнилов быстро подался обратно за дерево, попутно ухватив за плечо Сеню. Всё происходило за рваные, обрывочные и стремительные доли секунд. Слух Стаса выявил едва слышный, но лишний в ночном лесу звук и он увидел, как Лаптев завалился на землю. Корнилов успел разглядеть кровавую уродливую кляксу в волосах убитого оперуполномоченного. Комаров прыгнул было назад, но его подстрелили прямо в пряжке. На глазах у Стаса спина молодого опера ‘расцвела’ двумя багровыми пятнами. Он упал в снег, дёргаясь в предсмертных судорогах. Сеня было пополз к нему, но Стас уверенно остановил его. Арцеулов взглянул в глаза Корнилова, серо- голубые глаза Сени выражали пылкую готовность помочь раненному Комарову. – Ему конец, – едва слышно изрек Стас. – Что это?! По нам что снайпер работает? Кто это, ***ть, такой? – Это, полагаю, тот, кого Маски называют ‘Сводным’, – проговорил Стас. – Я не сомневался, что они к нему обратятся и ещё когда услышал фамилию Каульбарс от Рындина, на допросе, отправил сообщение Аспирну, чтобы он попросил ФСБ задержать этого гов**ка. Но, видимо, он успел смыться. – На хрен ему эти ублюдки?! – прошептал Сеня, не в силах отвести взгляда от затихшего тела Комарова. – О- о, Сень, он с ними рос, он даже позволил им покалечить собственную мать, – ответил Стас и качнул головой. – Так, слушай. Дергаться нельзя. Если сейчас вылезем, он нас снимет... Стас чуть закусил губу. Сеня ждал. – Оптика у него хорошая, с режимом ночного видения и стрелять он умеет... Твою ж мать, неожиданно!.. Сень, у тебя граната есть? – Да, – неуверенно ответил Сеня, которому Стас обычно запрещал таскать ‘тяжелое’ на операции. – Бросай мне. Арцеулов выполнил указание, и Стас поймал гранату в воздухе. Они оба залегли за приземистым земляным холмом, поросшим невысоким кустарником. – Стас, но ты же не знаешь, где он, – проговорил Сеня, – куда гранату-то швырять? – Сперва нужно его ослепить, – проговорил Стас, чуть высовываясь и оглядывая окружающую их лесную среду. Фонари они давно погасили, и глаза Корнилова уже постепенно привыкли к темноте. Взглядом Стас оценил, где должен прятаться снайпер, чтобы видеть их всех ещё до того, как они подошли к оврагу – в том, что они их видел заранее и ждал, сомнений не быть не могло. Мест, вокруг было не так уж и много, почитай всего – то два. Вон там, на пригорке и возле завалившего на вершине холма, дерева. У Корнилова довольно быстро созрел план. Если ослепить снайпера, наблюдающего через инфракрасный прибор ночного видения, взрывом гранаты, это его дезориентирует и позволит Стасу оказаться внизу, в овраге. Когда у них с Сеней будут выгодные позиции, Арцеулов сможет выстрелить, и, если Каульбарс клюнет, ответит своим выстрелом, это станет его последним действием в этой жизни – Стас сможет засечь его и расстрелять из автомата. Но, чёрт побери, это было крайне рискованно. Ратибор Каульбарс не профан, и стрелять из снайперской винтовки умеет отлично, мрачным доказательством чему, являются бездыханные и окровавленные тела Комарова, с Лаптевым. Стас сейчас не думал о них, мучатся укором он будет потом, если они с Сеней выживут. А сейчас пора было действовать. ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ Среда, 25 марта. Предрассветное время. Я проследила за уходящим от нас Лаптевым, меня кольнуло чувство вины, что я сейчас не смогу быть рядом с ними, рядом со Стасом и помогать ему! Я заметила, как Лаптев остановился и оглянулся на нас. Лицо оперативника вытянулось от удивления, он даже развернулся и сделал шаг в нашу сторону, с изумлением глядя на нас. – Что с ним? – удивленно спросила я, оглянувшись на Амалию. – Я создала иллюзию невидимости, – призналась женщина. – Можно было подождать, пока он уйдёт, но мне, каюсь, было интересно увидеть его реакцию. – Напугала человека на ровном месте, – покачала я головой. – Скорее заставила задуматься, – возразила Амалия. – Как ты это делаешь? – спросила я с любопытством. – Как ты создаешь свои иллюзии? Ты... ты каким-то образом меняешь реальность? – Реальность – состоит из материй, с определенными физическими свойствами, – в поучительной манере ответила Амалия. – И я не обладаю силами способными вносить изменения в подобную среду. Зато... Она негромко и слегка самодовольно усмехнулась. – Я могу влиять на разум человека, заставляя его поверить в то, что он видит... ну, или, как сейчас, в то, что он не видит нас. – Это действует только на него сейчас? – Нет, на всех, кто появится здесь. Мы не можем быть уверены, что убийцы, которых вы преследуете не объявятся рядом с нами, Ника. И я бы не хотела, чтобы они подкрались к нам незамеченными. Да, тут она была права. Хорошо ещё, что мы стояли на не трассе, а на съезде – иначе мы бы серьёзно рисковали, что какой-нибудь водитель-полуночник в нас впилится на скорости выше восьмидесяти. Потекли тяжёлые и изматывающие минуты ожидания... Ожидание и нервирующая неизвестность, одно из самых тяжелейших испытаний! Я то и дело вертелась и смотрела по сторонам, ожидая увидеть Стаса и опасаясь обнаружить убийц в Масках. – Хватит ёрзать, – одёрнула меня Амалия, – лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Самочувствие у меня было так себе: тошнило, сильно кружилась голова и подкатывающие приступы боли атаковали то голову, то зарождались в плевральной области, в районе
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
