В задних рядах войска Жданко приметил и Мичьку, и старого грамотея-списателя и переплетчика книг — Офрема, и мастера по бронзе, который много странствовал по русской земле; он увидел еще других знакомцев, а вот Онцифора и Петрила, отца своего, он никак не мог отыскать глазами. Ведь они шли позади всего войска, в обозе.
По правую и левую сторону от большого полка ехали князья со своими дружинниками и знатные мужи со слугами; все в кольчугах и богатых шеломах, украшенных чернью, эмалью, отделанных серебром и позолотой; у них были тяжелые окованные щиты, сабли, мечи, и кистени и палицы-шестоперы, и маленькие, но увесистые боевые топорики.
Впереди всего войска на богатом коне ехал киевский тысяцкий (воевода) Коснячок, которому князь Изяслав Ярославич поручил вести поход, а сам князь и братья его шли только со своими полками по обеим сторонам чела — большого полка.
В торжественном молчании выступало навстречу половцам русское войско. Далеко разносились мерная поступь коней, топот множества ног.
— Глебко, — тихо сказал Жданко своему другу, — чуешь? Ты чуешь?.. На святое дело идем!
Глеб в ответ только кивнул головой.
В эту минуту тонко прозвенела стрела, пущенная из-за реки вражеской рукой. Какое-то движение прошло по русским рядам. Из полка легкой конницы отделился всадник, в вытянутой руке он держал лук; помчался к берегу Альты; в ответ половецкой прозвенела русская стрела…
«Вот оно… началось», — пронеслось в Жданкиной голове, а сердце усиленно и четко колотилось в груди.
Однако русские воины, шедшие впереди, заметили, как несколько половецких всадников, появившихся было на берегу реки, внезапно скрылись, как будто провалились сквозь землю, и снова наступила тишина, напряженная тишина ожидания… Русское войско неторопливо двигалось навстречу врагу.
Солнце уже приближалось к закату, а половцы все молчали. Невозможно было угадать, куда и надолго ли они скрылись.
«Пусть бы скорее началось», — думал Жданко.
Внезапно войско остановилось. Жданко и другие бойцы увидели, как несколько человек из половецкого стана совсем близко прискакали к реке. Один из всадников, согнув ладонь трубкой, что-то прокричал, обернувшись в сторону русских. Слов половчина нельзя было разобрать, но понятно было только то, что он оскорблял, поносил Русь; остальные половцы, находившиеся на том берегу, корчили страшные рожи, разевали широкие пасти, что-то кричали на непонятном своем языке, хохотали, извивались, хватались за животы, как будто были не в силах сдержать взрывов их потрясающего хохота.
Тогда из среднего ряда большого полка вышел пожилой воин, пеший, почти безоружный, только с луком в руках и колчаном стрел за плечами. Он приблизился к воде. Жданко узнал в нем того самого мастера по бронзе, который на торговище беседовал с половцами. Человек подошел к краю берега, который в этом месте был крут и обрывист; он также согнул ладонь трубкой, как то делали половцы, и закричал что-то на их языке.
Перед началом битвы.
Половцы сразу прекратили свой хохот. Глаза их, и без того узкие, стали совсем как щелки; раздулись их ноздри и, внезапно замолчав, они стали натягивать тетиву своих луков.
Не отрывая глаз Жданко следил за половецким берегом. Откуда ни возьмись, высыпали степняки в таком количестве, какого даже не мог себе представить Жданко. «Какое множество проклятых, какая сила врагов!» И посыпались с того берега стрелы — казалось, что полил с неба смертоносный, страшный, кровавый дождь.
«Ж-ж-з-з…» — свистало в ушах.
От страшного свиста, от неслыханных доселе, казалось, нечеловеческих звуков, что неслись с половецкой стороны, от множества летящих стрел, вонзающихся в человечьи и лошадиные тела, от того, что безумели кони, сбрасывая всадников, от всего этого мутило в сердце, темнело в глазах.
Падали, обливаясь кровью, раненые кони, валились с седел русские воины. Задние ряды напирали на передние. Все смешалось, спуталось.
Но что это? Что случилось?! Видит Ждан: пал бездыханным конь под князем Изяславом. Спешился князь, стоит растерянный среди поля.
«Что теперь будет?» — спрашивал сам себя Жданко. Но увидел, что какой-то дружинник подъехал к князю, соскочил с коня, подвел его к Изяславу; князь в одно мгновение вскочил в стремена и… погнал коня… Куда погнал? Зачем? Того не ведал Ждан, но понял, что ускакал Изяслав прочь с поля битвы… «Немыслимо, невозможно!..»
— А где Коснячок? Где наш тысяцкий?! — под самым ухом Ждана громово закричал чей-то очень знакомый голос.
Ждан, прикрытый своим высоким щитом, приподнялся и увидел Онцифора.
Тот, кипя от негодования, бегал по полю почти безоружный.
Таким никогда не видел Ждан своего мастера. Грудь Онцифора тяжело вздымалась под кольчужной сеткой. Его синие глаза казались сейчас черными.
— Куда делись все начальники? Отыскать Коснячка!! — гремел голос Онцифора. — Стыд! Братья! Стыд! Не бросайте поля битвы — цельтесь в проклятых врагов! Бейтесь до последнего! Бейте их, бейте!
Онцифор, пеший, носился по полю битвы, он задыхался, хрипел.
Жданко видит, что летит половецкая стрела прямо в его мастера.
— Онцифор! — кричит Ждан, вскакивая, и пытается своим высоким щитом прикрыть оружейника.
— Не суйся, малый, куда не надо! — отвечает ему Онцифор и отталкивает щит. Он бросается куда-то вперед, но вот летит другая стрела, она отскакивает от железного шелома оружейника.
Все ряды смешались на поле битвы — передние, задние, боковые; воины продолжали натягивать тетивы своих луков, продолжали целиться в недругов.
Солнце уже спряталось. Быстро темнело. В темноте еще страшнее от непрерывного свиста стрел, от стонов и воплей раненых.
— Жданко! Пособи! — это Глебко позвал своего друга: — Мой родимый упал!
Ждан оглянулся и увидел Миронега, распластавшегося на земле в луже крови, — в его плече торчала стрела.
Глебко и Жданко откинули свои щиты, подняли Миронега и вдвоем понесли подалее, туда, где чернели какие-то кусты. Здесь было тише, глуше доносились и вопли людей, и ржание коней, и свист стрел.
— Вишь, проклятый половчин! Целился в сердце — попал в плечо! Ничего, отец, потерпи, вытащим железо!
Глебко держал костереза, а Жданко, сжав губы, схватился правой рукой за древко стрелы. Миронег застонал, но Жданко сделал еще одно усилие — и стрела вся целиком очутилась у него в руке.
— Воды! — попросил Миронег запекшимися губами.
— Где взять воду?
— Здесь вода, здесь! Мы на берегу Альты!
Глебко снял свой шелом, зачерпнул воду в реке, поднес шелом к запекшимся губам Миронега. Миронег приподнялся на локте, прислушался.
Уже совсем стемнело, на небо выплыл месяц. Умолкли и свист стрел, и стоны людей.
— Ушли, видно, проклятые с берега Альты! — сказал Глебко, но Жданко схватил его за руку:
— Слышишь, слышишь?
Глебко затаил дыхание, прислушался.
Жданке почудилось, будто несется издалека глухой смутный гул, будто здесь, где-то совсем близко, плещется вода.
— Что это? Что?
— Видно, брод здесь! Половцы перебираются на нашу сторону! — сказал Миронег. — Вот уже я вижу конские морды.
Миронег приподнялся с земли.
— Проклятые! Проклятые, — повторял в исступлении Миронег. — Брода не устерегли!
И неизвестно было, к кому
