— Ты в порядке? — спросил он, поднимаясь, чтобы подойти ко мне.
Я завидовала таким людям, как он, людям, которые не боялись носить свои эмоции, как любимую старую футболку, легко и удобно.
— Да, в порядке, — солгала я, отмахиваясь от него. Схватив салфетку из лежащей рядом коробки, украшенной примитивно нарисованными берёзовыми ветками, промокнула уголки глаз. Я любила Бо. Без сомнений. Мечтала о том дне, когда он скажет, что всё ещё любит меня. Но время сейчас было неподходящее. — Немного поздно, тебе не кажется?
— Поздно?
— Чтобы вернуться за мной.
— Мы не назначали дату.
— Знаю, но слишком много произошло в наших жизнях. Мы два очень разных человека, живущих двумя очень разными жизнями. Ущерб уже нанесён, — всё было не так, как я думала, не так, как сто тысяч раз представляла себе до этого. Я покачала головой, наслаждаясь тем, как чудесно слышать его слова о том, что он любит меня и, представляя, как ужасно будет, когда я расскажу ему о ребёнке, о существовании которого он даже не подозревал.
Его ребёнке.
— Какой ущерб? — спросил он.
Я покачала головой.
— Я уже не та девушка. Думаю, ты разочаруешься, если мы будем такими сумасшедшими, что на этом этапе нашей жизни решим снова сойтись.
— Возможно, я тебя больше не знаю, — выдохнул Бо. — Но я знаю, что чувствую. И, чёрт возьми, Дакота, ты единственная даёшь мне почувствовать себя дома.
— Ты провёл со мной всего пять часов за последние десять лет, — засмеялась я. — Ты просто хочешь, чтобы я стала такой, какой была раньше. Но я не она. Не была ею очень долгое время, и никогда не буду ею снова.
— Я безумно скучал по тебе, — сказал Бо, прижимая руку к сердцу. — Иногда это накатывало волнами. Иногда топило меня.
Я хотела сказать ему, что это чувство взаимно. Но вместо этого не стала раскрывать карты, и на моём лице не дрогнул ни один мускул.
— В каждой песне, которую я написал, есть частички тебя, — он встал, подошёл ко мне и заглянул в глаза. Потом наклонился, взял меня за руку и поднял на ноги. Накрыл мою щёку ладонью, заставив сердце мчаться галопом. Не прошло и двух секунд, как мои губы приоткрылись, безмолвно приглашая его повторить то, что он сделал в этот день раньше.
Я заставила себя забыть о поцелуе, когда появилась Айви, но больше не могла игнорировать то, что происходило между нами. Я тоже тонула, а он был моим воздухом. Его губы завладели моими сильнее, чем когда-либо прежде, вдыхая в меня жизнь и вызывая внутри шквал бабочек. Бо стал мужчиной. Взрослым мужчиной. Он набрал вес и нарастил мышцы. Возмужал и стал сдержаннее. Стал влиятельным. Стал человеком, который знает, чего хочет, и не боится это взять.
И он хотел меня.
Он мог заполучить любую женщину на всей планете, и всё же он хотел меня.
Прошло десять лет, но, когда мы оказывались вместе, он до сих пор был способен заставить меня чувствовать себя единственной девушкой во всём мире. И я ненавидела его за это.
Однако я была сильной и так легко не сдавалась. Моё сердце было укрыто привычной бронёй из смеси страха и гнева, толстой, как шерсть, и покрытой шипами, как колючая проволока: хорошо изолировано и защищено от любой потенциальной опасности.
— Ты понятия не имеешь, что делаешь со мной, Дакота. Что продолжаешь делать со мной после всех этих лет, — раздался приглушённый рык между поцелуями. Его губы оторвались от моих, скользя вниз по шее, в то время как руки медленно путешествовали вниз по моим бокам. Подцепив рубашку, он стянул её через голову, пытаясь взять то, что даже теперь считал своим. — Боже, ты так чертовски прекрасна.
Его пальцы ощупали пояс моих джинсов, ища пуговицу, а сам он продолжал осыпать меня мягкими, голодными поцелуями. Прижавшись ко мне своей твёрдостью, он вызвал дрожь, которая пробежала по моему позвоночнику и опустилась между ног. Он пробуждал во мне такое болезненное желание, какое никто другой после него не смог вызвать.
— Хочешь знать, почему я действительно бросаю выступать, Дакота? — томительно медленно прохрипел его голос, щекоча мою кожу. Бо опускался на колени, оставляя губами на теле горячие следы. Он начал стягивать с меня джинсы и намеревался продолжить говорить.
— Нет, — перебила я его. — Не делай этого.
— Что? — застыл Бо.
— Я не хочу, — мне с трудом удалось укрепить свою решимость и изо всех сил постараться не обращать внимания на доставляющий наслаждение жар, который заставлял желать его так сильно, что это причиняло боль. Моё тело могло просить и умолять всю ночь, но, в конце концов, мой разум победил бы. Так было всегда. — Я не хочу этого.
Бо попятился, подняв руки в воздух, хотя по выражению его лица мне стало понятно, что он не собирался так легко сдаваться. Я понятия не имела, как вернуть наше интервью в нужное русло и сможем ли мы прийти в себя после случившегося, поэтому, откашлявшись, отступила назад.
— Мне нужно подняться наверх и проверить почту. И позвонить моему продюсеру, — сказала я, обняв себя руками. — Я немного устала. Почему бы нам завтра не попробовать снова?
Бо пару секунд изучал меня, нахмурив брови и сжав рот в прямую линию, а потом глубоко вдохнул через нос. Я уже видела этот взгляд раньше, одним жарким летом в Кентукки, когда у его грузовика что-то случилось с двигателем. Он разобрал карбюратор и изучал его, пока не понял, как починить. И по прошествии всего лишь половины дня всё было собрано, и его грузовик снова заработал. Он смотрел на меня так же: как будто пытался понять. Я была сломанной деталью, и Бо был полон решимости собрать меня обратно. Чтобы заставить снова работать.
Я оставила его внизу, а сама направилась в свою гостевую комнату, которая вообще-то была старой спальней Айви. Обои в цветочек и постеры мальчиковых групп над узкой кроватью казались милыми и уютными, и, несмотря на то, что только что произошло, вызывали у меня тёплые, ностальгические чувства. Я цеплялась за этот комфорт, как за единственное, что у меня осталось.
Запрыгнув на кровать, в ту же секунду вытащила телефон и проверила электронную почту, ответив на некоторые письма и пометив остальные, чтобы разобраться с ними по возвращении домой. Несколько пропущенных сообщений от Харрисона заставили меня тут же ему перезвонить: за эти годы я узнала, как сильно
