— Пришли, — довольно возвестил он, распахивая неприметную в густой темноте дверь.
Гостеприимный поток неяркого света тут же залил кусочек улицы, разрушив своим согревающим волшебством пугающе сверхъестественные очертания окружающей реальности. Едва Ялика переступила порог, как в нос ей ударил металлический запах свежей крови. В дальнем конце скудно освещенного помещения, на простой деревянной лавке, прислонившись спиной к стене, полулежал мужчина, баюкая у груди изувеченный обрубок правой руки. Измученное лицо раненого покрывали крупные бисерины пота. Скатываясь по ходящим ходуном от нестерпимой боли скулам, они срывались с подбородка и падали вниз, на заляпанную пятнами полузасохшей крови кольчугу, украшенную эмблемой застывшей в прыжке золотистой рыси. Над раненым, опустившись на одно колено, склонился Добрыня и неразборчиво говорил что-то размеренным успокаивающим тоном.
Даже не обернувшись на осторожный скрип закрывающейся двери, здоровяк жестом подозвал к себе ворожею.
— …страшно, — услышала она обрывок сипящего стона раненого, подходя ближе.
Неприятный, но вполне терпимый запах крови рядом с изувеченным мужчиной превратился в невыносимый смрад, в котором разом смешались и запах смерти, и зловоние разлагающейся плоти, и вонь гниющих нечистот, и что-то еще, будто бы смутно знакомое. Сплюнув тягучую кислую слюну прямо на пол, Ялика едва совладала с накатившей волной тошноты.
— Кто это сделал? — мягко спросил Добрыня, аккуратно промокнув лоб раненого рушником.
— Не знаю, — давясь, прохрипел тот. — Это… Это налетело. Темно… Оно светится…
Он поперхнулся вдруг, закатывая глаза.
— Дальше, — встряхивая начавшего терять сознание мужчину, твердо приказал Добрыня.
— Да ты что? Ума лишился? — гневно выкрикнула Ялика, попытавшись отпихнуть в сторону здоровяка. — Ему помочь надо, а не допрашивать!
— Не мешай, дура! — прорычал Добрыня.
Проследив за его мимолетным взглядом, Ялика осеклась, тут же растеряв весь свой пыл.
Крови почему-то почти не было. Лишь заживо гниющая плоть, смрадными осклизлыми лоскутами сползающая с обломка неестественно чистой, белеющей кости перекушенного чуть ниже локтя запястья.
Раненый застонал, судорожно выгибаясь дугой, и откинул голову назад, обнажая шею, по которой змеилась частая сеть иссиня-черных пульсирующих прожилок.
— Оно… Оно. Всех… убило… — мучительно прохрипел он, страшно закатывая глаза. — Меня… конь… вынес… без памяти…
— Ничего, брат, все уже позади, — успокаивающе произнес Добрыня, незаметно вытаскивая нож. Раненый вдруг замолчал, прекратил кривиться и чистым, незамутненным взглядом посмотрел на Добрыню.
— Убей! Убей эту тварь! — попросил он. — Она ребят сожрала, меня… Она всех сожрет. Убей…
Новая волна спазмов выгнула страдающее от невозможной, нечеловеческой боли тело мужчины.
— Ты можешь ему помочь? — безнадежно спросил Ялику Добрыня, глядя ей прямо в глаза.
— Я… Я не знаю, что это, — призналась та. — Никогда такого не видела.
— Ясно, — коротко бросил здоровяк и прежде, чем ворожея успела его остановить, с размаха вонзил нож в ухо страдающего. Сверкнувший в неярком свете клинок с каким-то противоестественным, мерзким хрустом вошел в череп. Мужчина судорожно дернулся последний раз и затих. На его лице застыла странная улыбка, будто бы он в оставшееся мгновение своей жизни испытал ни с чем не сравнимое облегчение, избавившись наконец от невыносимой боли, нещадно терзавшей измученную плоть и сознание.
Добрыня аккуратно прикрыл умершему остекленевшие, лишенные искры жизни глаза.
— Он бы все равно умер, — словно оправдываясь за содеянное, пояснил здоровяк, вставая. — Незачем множить страдания.
— Может, и так, — тихо пробормотал Ялика, уставившись в пол. Хладнокровный взгляд дружинника стал ей неприятен. Было в нем что-то отталкивающее, неправильное. От человека, только что собственноручно оборвавшего жизнь боевого товарища, ждёшь чего угодно, но не решительной отчужденности.
Добрыня понимающе вздохнул.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — произнёс он наконец, когда напряжённая тишина сгустилась настолько, что тихое, вкрадчивое потрескивание свечей стало вдруг подобно оглушительному грому. — Но не ради твоего осуждения я тебя позвал. Смотри.
Тело мёртвого дружинника вдруг дернулось, выгибаясь дугой. Рот раскрылся в беззвучном крике, исторгнув из чрева мертвеца призрачное сияние. С отвратительным чавканьем голова мертвеца отделилась от туловища, упала на пол и подкатилась к ногам испуганно взвизгнувшей ворожеи. Широко распахнутые, остекленевшие, подернутые мутной пеленой глаза безучастно уставились на обмершую девушку.
«Совсем как у того безумца на площади», — отстранённо подумала Ялика, некстати вспомнив незрячий взгляд Тихомира. Обезглавленное тело забилось в конвульсиях. Грудь мёртвого дружинника, будто бы от противоестественного, невозможного дыхания, то раздувалась, с трудом умещаясь в сковывающей её прирост кольчуге, то безвольно опадала. С печальной обреченностью звякнула не выдержавшая металлическая сетка доспеха, уступив чудовищному напору обезумевшей плоти. Что-то мерзко хрустнуло, ломаясь. Невероятно раздувшаяся грудная клетка мертвеца лопнула, и из образовавшегося разлома хлынули потоки чёрной пузырящейся слизи. Внутри ужасающей раны, среди ошметков плоти и осколков переломанных ребер, заворочалось нечто пугающее, пытаясь выбраться из своего кошмарного вместилища.
Ялика с трудом подавила крик ужаса и отвращения, разглядев создание. Она уже видела похожее существо раньше. На одиноком хуторе, сожженном Мортусом. Правда, тогда оно было куда больше и массивнее. Вестник запредельного, иномирового кошмара, не знающий ни жалости, ни пощады, ни сочувствия, ни снисхождения, столь же ненасытный, как и его хозяин. С той лишь разницей, что пищей для одного служила мертвая плоть, а другому не хватило бы и целого живого мира, чтобы унять вечный голод.
Походившее на лишенную шерсти крысу создание агрессивно зарычало, скалясь частоколом изогнутых клыков, и злобно уставилось на отшатнувшуюся назад Ялику. Казалось, оно узнало ворожею. Удовлетворённо взрыкнув, чудовище прыгнуло.
Не ожидавший ничего подобного Добрыня только и смог, что оттолкнуть оцепеневшую девушку в сторону, отчего та, неловко споткнувшись, растянулась на дощатом полу.
Разочарованно скуля, существо проворно развернулось и приготовилось снова напасть.
Словно из ниоткуда возникший кот бесшумно налетел на крысеныша-переростка и, вцепившись тому зубами в горло, начал раздирать когтистыми лапами безволосую шкуру. В одно мгновение все было кончено. Перекусив гортань существа, меша оставил недвижимый труп противника и принялся отхаркиваться, с отвращением сплевывая черную кровь, заполнившую пасть.
— Ты это хотел показать? — задыхаясь от возмущения, спросила Ялика, поднимаясь с пола. — Не трогай!
Услышав гневный окрик ворожеи, Добрыня, собравшийся было за хвост поднять труп создания, немедленно отдернул руку.
— Он, — здоровяк бросил сумрачный взгляд на изуродованные останки товарища, — не единственный, кто ушёл живым от напавшей твари. Был ещё один. Умер до того, как я успел хоть что-то вызнать. Тоже после смерти превратился в страховидло. Поэтому-то за тобой и послал, едва понял, что и второй
