- Идиотизм! - подвёл коротко он итог: - Всем в этом мире правит похоть! И в этом самая большая тайна! - насмешливо смотрел он на меня, резко отбросив карты: - Оглянись вокруг - ради чего всё делается, ради чего копят деньги, ходят в театры, пишут и читают книги - ищут удовольствия, совершенствуются в получении его, гонятся за остротой ощущений, за щекоткой нервов, за порцией адреналина...- заговорчески подмигнул он мне, наклонившись к столу, оскалившись в хищной улыбке. Могильным холодом дохнуло на меня от его слов.
- Оглянись, чего достигли они за тысячи лет своей цивилизации! Взгляни на жирных их кумиров, скалящих искусственные зубы в фальшивой улыбке, затянувших зады свои вислые в узкие штаны...- лицо его перекосилось от ненависти и омерзения, со злобой смотрел он на свои сжатые кулаки: - В чём видят они счастье человечества - во всеобщем комфортабельном хлеву! Дальше его потуги их фантазии не идут. И это сейчас, когда ещё неудовлетворённый аппетит заставляет их изредка шевелить мозгами. А дальше? Когда удовлетворять они свои прихоти..?- замолчав, с внезапной непонятной тоской вдруг глянул он на меня:
- А ты знаешь, что физиологов удивляет, почему это природа, всегда такая скупая, обычно отмеряющая строго по норме - только, только что бы выжить, и вдруг такая необъяснимая щедрость - мозг человека! С невероятным его потенциалом, который ещё ни кем и ни когда не был использован, у которого даже приблизительно учёные затрудняются определить возможности. Откуда же щедрость такая? - откинувшись на спинку стула, насмешливо смотрит он мне в глаза, а я, как загипнотизированный, не отрывая от него взгляда, как губка поглощаю каждое его слово.
- А может и не было ни какой щедрости? А может тому, кто заработал и оставил нам это наследство, ещё и мало было? - хмурым взглядом уставился он на свои утомлённо расслабленные кулаки на зелёном сукне стола, с трудом разжал их, невольно дёрнув уголком губ от боли.
- Какие задачи решаем мы столь совершенным инструментом - как да к белой булочке с маслицем да ещё и икорки зернистой достать... Да впрочем и так сойдёт...А какие задачи решал наш далёкий предок, в диком своём мире, окружённый клыкастыми, сильными и ловкими убийцами... Уступая им во всём, что мог он им противопоставить? - он махнул рукой, насторожив своим жестом подручных: - Короче кончать с эти надо! - кивнул он презрительно в сторону Лайф и г-на Сибуй: - Выживут только те, перед кем ребром будет стоять задача - выжить! А для этого необходимо, что бы перед ними кто-то ставил эту задачу, что бы кто-то ставил их перед этой проблемой! - жуть безумия чернела в его глазах, как тьма в глазницах черепа.
- Силой ставить их перед этой проблемой, как Чингисхан, как Тамерлан... Люди, которым в жизни выпал выигрышный лотерейный билет. И поэтому каждый поступок их, независимо от воли и желания их, оборачивается всегда к вящей их славе. Люди, которых хранит проведение в самой безнадёжной ситуации...- он, не глядя, лениво протянул руку в сторону подручного, тот, хмыкнув недовольно, достал из подмышечной кобуры пистолет и вложил в ладонь Главаря. Резким движением Главарь передёрнул затвор, каждый раз из пистолета с глухим звоном выбрасывался, блеснув в свете лампы, очередной патрон. И вдруг быстро приставил ствол пистолета к собственному виску и нажал на спуск, я вздрогнул от неожиданности, сухо клацнул курок - осечка! Он, не спуская с меня высокомерного взгляда, передёрнул затвор ещё раз, выбрасывая осёкшийся патрон, и нажал на спуск, направив ствол вверх, треснул негромкий выстрел.
- Или избранник ты судьбы - и делай тогда, что захочешь, всё обернётся только на пользу тебе, и ни кто не посмеет противостоять тебе, и сотворишь ты закон угодный тебе... - лениво обвёл он рукой, приглашая взглянуть вокруг:- Либо будешь ты уничтожен - если не сразу же, то после множества блестящих побед, удавишься чайной ложкой воды! Судьба беспощадна... Правда есть ещё и третий путь... - взгляд его стал холодным и жёстким: - Служить избранному!
Слова его словно взорвали во мне что-то. Сам не понимая, что происходит, прыгнул я через стол к нему в едином неосмыслимом желании убить эту ненависть, выплеснуть тьму этой жути... Кто-то ещё не узнанный мною, не выдержал этой пытки злобой и ненавистью... И пускай ни когда не смогу я объяснить себе этого броска, - волны ярости, вдруг вскипевшей во мне и швырнувшей в бой...
Но уже на полпути тяжёлые кулаки подручных пригвоздили меня на мгновенье к столу, что бы в следующий миг поднять моё тело вверх. Но ни чего, кроме злобы и досады, от возникшей вдруг помехи на пути моей ярости не испытывал я в то мгновение. Всё проплывало перед глазами как в замедленных кадрах фильма - удары, отбивающие возможность сопротивления, бросок Лайф откуда-то из тьмы, решительность и сосредоточенность её взгляда... Грохота автоматной очереди я не слышал, увидал только, как, медленно кувыркаясь в воздухе, летит тонкая длинная щепа от расколотой пулями столешницы карточного стола, да качающаяся фигура г-н Сибуй, а автоматом наперевес...
С трудам поднялся я с онемевшими мускулами, отбитыми умелыми кулаками подручных. Боль входила в меня тяжёлыми импульсами, сотрясая тело... Сплюнул густой кровавый ком на пол, резкой болью отдалось в боку... Ребро поломали - подумал равнодушно и вдруг наткнулся взглядом на маленькую светлую фигурку скорчившуюся на полу, и всё было сразу забыто...
-- Лайф!
Бросился я к ней, осторожно поднимая: - Дышит! - почувствовав щекой легчайшее дуновение, подумал с облегчением. Подняв её на руки, я повернулся к г-ну Субуй, направившего автомат на Главаря, подручные настороженно следили за ним.
- Уходим. - кинул г-н Сибуй мне на дверь подбородком. Гангстеры едва заметно качнулись вперёд, но Главарь легонько колыхнул кистью, успокаивая их, и процедил сквозь зубы:
- Не уйдут! Да, Евгений, я надеялся, ты поймёшь...- добавил с непонятным сожалением, уже совсем другим тоном продолжил: - Не хочешь по доброму... Иди, иди... Тащи свою... Воблу...
Оборотень, бледный от страха, угодливо суетясь, открыл дрожащей рукой, пропуская меня с Лайф на руках.
- Женя, - позвал меня тихо г-н Сибуй, как только отошли мы немного от дверей бара по коридору, повернувшись, я сразу испугался, поражённый противоестественной бледностью его и глубоко запавшими глазами. Прислонившись к стене, он прикрыл глаза и вдруг медленно осел вдоль стенки.
- Оборотень! - гаркнул я на враз
