— Магистры, которые выступали за Поднятие, так полагали — в Оплотах на это надеялись. Но предполагали и иное развитие событий.
Как-то невнятно (неуверенно?) взмахнув рукой, Хэйс продолжил:
— Как вы знаете, природа Разрывов неясна: когда мы говорим о них, мы говорим о неких закономерностях, а не фундаментальных законах. Известно, что Разрывы — в основном — открываются рядом с людьми. В первую очередь страдают населённые пункты, и существуют разные предположения: одни винят людскую суть, другие — силу, третьи — её чрезмерное использование… Но так или иначе люди «притягивают» Разрывы; повторюсь, говорим мы лишь о закономерностях и корреляциях. Первую волну для удобства принято называть «катастрофой четырёхсотого года», хоть это и не совсем правда: начали Разрывы открываться — по всему миру — спустя триста девяносто шесть лет после Исхода Создателей. Оренвайю же подняли в небо…
— Четыреста семь. Четыреста семь лет назад. Неделимый помилуй… Погодите. Прошу прощения, дайте мне подумать. Подождите секундочку.
Ей… наверное, не следовало перебивать Хэйса, к тому же настолько невежливо; однако он слишком долго говорил о том, что она знала и так — а затем назвал числа.
Да-да-да, «существовали разные предположения», которые с разных сторон бились об иммунный к Разрывам Вековечный Монолит — который хранил систему Тронов, которую (то ли некими неизвестными методами, то ли одним своим присутствием) стабилизировали Создатели, которые давно ушли; Исход которых положил начало Новому Времени.
Помрачневшему и заполнившемуся пеплом почти четыре столетия спустя.
И магические исследования было решено перенести в небо — почти четыре столетия назад.
(И Разрывы следовали в первую очередь за людьми, но считалось, что им не под силу «взлететь», потому как они никогда не делали этого прежде — причина и следствие, разумеется, ну разумеется, но тогда почему?..).
— Почему они просто не сказали?! Архонты? Почему просто… не объяснили?
Хранители задали им вопрос, на который у них, оказывается, имелся внятный и крайне весомый ответ, так зачем устраивать-то — ночные интервенции?
Впрочем, он мог быть ложью; не исключено, что Хэйс лишь манипулировал совпадением — или искренне верил в то, что говорил, но манипулировали им самим…
Нет. Вряд ли. Не похоже: это глупо, какой смысл тогда в Куполе Безмолвия, удобная ложь ведь создаётся для того, чтобы её разносили; скрывают же обычно правду — но зачем было прибегать к туманному молчанию и насилию здесь? Соблаговоли Архонты черкнуть пару пояснительных строк, их приказ «а постройте-ка множество порталов на выход, будьте любезны» все принялись бы исполнять рьяно и с радостью; так на кой прах они на ровном месте усложнили жизнь и собственным Приближённым, и тем, в чьих интересах действовали?
— Во-первых, существовала вероятность, что им не поверят, — спокойно (будто бы его не затыкали — проклятье, неловко получилось) ответил Хэйс. А затем невесело усмехнулся: — Хотя это, как вы понимаете, самая незначительная из причин. Чтобы доказать свою правоту, их сильнейшествам было бы достаточно… не превентировать один из Разрывов.
Ага. Да — да, это бы доказало всё.
— Во-вторых, они хотели избежать паники и сопутствующих ей… разрушений и глупостей. Хранители Университетов — несомненно, умные люди: они, скорее всего, решили бы оставить ответ их сильнейшеств в тайне, однако всё тайное становится явным. Особенно когда в дело вовлечено огромное множество людей.
Что ж. Тоже по-своему резонно.
— И в-третьих…
И?..
И-и-и-и?
И-и-и-и-и-и?!
«Неделимый, да не спи же — что в-третьих-то?»
— В данном случае их сильнейшества действительно могли объяснить своё решение: у них были и возможность, и время. Но в другом случае того или другого — или и того, и другого — может не быть.
Под Куполом Безмолвия Хэйс словно бы… потеплел; ненамного, всего на пару-тройку градусов, но тем не менее: лицо его стало чуть подвижнее, руки — несколько расслабленнее, глаза — слегка добродушнее, а голос — капельку мягче.
Длилось это удивительное счастье недолго.
— Поверьте, эри, если все шестнадцать Архонтов смогли договориться и вынести единогласное решение, оно должно быть исполнено. И как можно скорее. Они… не могут позволить себе создать прецедент неподчинения Воле, которое сошло с рук.
Хм-м-м, разве? Интересное замечание, в контексте-то: история и практика ведь как раз показывали, что Архонты могут позволить себе — всё, что угодно.
Было бы желание.
— Что подводит меня к следующему вопросу, который я считаю… нужным вам разъяснить. Если их сильнейшества могут… скажем так, обойтись видимостью, они предпочитают так и поступать.
Голос Хэйса снова немного смягчился — на пару с глазами, но Иветте, несмотря на это и погоду поздней весны, почему-то на мгновение стало пронзительно, парализующе холодно; и что вообще означало «обойтись видимостью»…
— Вашим учителям ничто не угрожает, эри, и они — если захотят — вернутся в Университет по прошествии не более чем десяти лет. Хранители — включая Себастьяна Краусса — будут объявлены убитыми за неподчинение Воле Архонтов, однако не будут убиты на самом деле.
Но. А. Как. Тогда?..
— Им сменят внешности и имена, и они не смогут говорить правду о том, кем были прежде, но они будут жить — со всеми своими знаниями и умениями.
— Они будут жить?
Интересно, когда её голос успел охрипнуть?
— Да, эри. Они будут жить.
Смотрел Хэйс теплее, чем когда-либо прежде — смотреть на него Иветте хотелось меньше, чем когда-либо прежде, и потому она опустила голову и уставилась в чай.
Который наверняка остыл — недурно было бы вылить его на белоснежную ступень. Затем разбить чашку — о спасительную невидимую стену. А затем вцепиться в седые, заплетённые в косу волосы и начать трясти отмороженную башку, чтобы удавленный и брошенный на дно здравый смысл пришёл в себя и выплыл на поверхность.
Ох, как же недурно бы было. Разум бы бурно возрадовался, а сердце запело бы «Не возвращайся» Греты Лереи.
Чай действительно остыл — и на вкус стал отвратительным.
— У вас есть какие-нибудь вопросы, эри?
Да. Да, некоторые вопросы у неё имелись.
«И это нормально, по-твоему?», «А “мои учителя” провинились — чем?», «А ты сам хотел бы “продолжать жить”, не имея возможности рассказать о своём прошлом?», «А с семьями, возлюбленными, друзьями и прочими близкими Хранителей что делать будем?», «О них им следует забыть, как и о своей работе?», «А если кто-то узнает знакомого — хотя бы по научным интересам?», «Их что, тоже следует похоронить?», «Тебе не кажется, что решение твоих повелителей адекватностью даже не пахнет?»…
…«Ты ведь понимаешь, что если бы я могла, я разнесла бы твои слова — по всей Анкале?»…
С разумными, приличными и не самоубийственными, правда, было — тяжеловато.
— Я… правильно понимаю, что угрожают Разрывы пока что только Оренвайе?
—
