И перед ней стоит Хэйс.
В проёме.
Щурясь.
Высился.
Этельберт Хэйс.
— Э… Здравствуйте. Я… Я вообще не курю, лишь иногда, очень-очень редко, если настроение выпадает…
Иветта понятия не имела, почему и зачем бормотала эту бессмысленную, жалкую, оправдательную на пустом месте чушь.
Она была двадцатисемилетней студенткой Университета Магии, которая стояла перед «старшим коллегой» с честно одолженной сигаретой, а не пятнадцатилетней пигалицей, которая из любопытства спёрла её у отца и чуть не выкашляла свои лёгкие, и как будто бы кто-то её сильно ругал: да несчастный папа тогда скорее смутился, нежели разозлился, а мама вообще, хихикая, заявила, что не мог не настать — подобный «дымный день».
Хэйс (очевидно и более чем обоснованно) её непонимание разделял, потому что с ответом нашёлся далеко не сразу — но каким же интересным тот неожиданно оказался.
— Не советую начинать, эри. Поверьте, бросить тяжело крайне.
Каким непредсказуемо говорящим.
Кое-кто у нас, значит, затянулся и втянулся, да? Ай-яй-яй-яй-яй.
Впрочем, зря она (глупо) шутила, пусть даже и про себя: безрадостная ведь привычка, которая может вырасти из далеко не весёлых причин; и, в конце концов, каждый сам решает, что делать с собой и со своей жизнью.
— Я не намереваюсь, ваше преподобие, но запомню ваши слова. — Продолжила она, надеясь, что лицо удалось сложить во что-то, хотя бы примерно выражающее «Я правда не знаю, почему я такая идиотка»: — Извините, я просто… не ожидала вас увидеть. Но я рада.
Хэйс, улыбнувшись, кивнул и расплывчато и плавно указал рукой на перила:
— Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
— Что вы, нет! Конечно, нет, присоединяйтесь.
И он присоединился: подошёл и встал рядом, слева, на расстоянии шага, и повисшее молчание ощущалось ни к чему не обязывающим и уютным, и к сигарете Иветта вернулась, думая о том, что у Хранителя Каденвера имелось загадочное свойство-пристрастие удлинять свои пиджаки.
Они действительно приближались к полу всё больше чуть ли не с каждым днём: можно ли вообще назвать «пиджаком» предмет одежды, который доходит чуть ли не до пят — обводит плечи, подчёркивает талию, за что благодарность отдельная, а затем тянется, и тянется, и тянется, целиком искошмаренный нарочито ломаными линиями?
Да ещё и веерообразный стоячий воротник — пока собственными глазами не увидишь, не поверишь, что нечто подобное способно своеобразно украшать; смотреться на живом человеке гармонично и парадоксально естественно…
— О чём вы думаете, эри?
И не скажешь, разумеется: «О ваших извращённо-интригующих вкусах», — пришлось озвучивать мысль иную; причём не обманывая ни единым словом, ведь та была спутницей постоянной:
— О том, что меня здесь быть не должно.
Продолжал падать редкий снег и светиться всеми цветами небо: она не повернулась, но краем глаза уловила, как Хэйс, почему-то вздохнув, опёрся на перила и немного опустил голову:
— Я понимаю. Самая длинная ночь — семейный праздник, и вы скучаете; конечно, я… Я сожалею — и могу лишь повторить, что нынешняя ситуация временна.
А.
Нет.
Нет, ничего он не понимал.
Ничегошеньки совсем, но откуда бы взяться пониманию, ведь залезать внутрь чужого сознания не умеют даже Архонты, и раньше Иветта Герарди своими нелепыми переживаниями не делилась — и, пожалуй, не следовало бы и начинать, но разве правильно оставлять человека без какой-либо вины сожалеющим?
Стоит ли опасаться испортить мнение о себе, если оно и так наверняка невысоко?
Да и было бы что скрывать: преступное уже пройдено, оставалось лишь постыдное, но безобидное.
(Докурить. Уничтожить окурок. Растолковать.).
— Я не об этом, ваше преподобие. Я о другом: о том, что меня в принципе не должно быть на Каденвере, потому что мне не нужна моя учёба.
И как же объяснить — одновременно полно, внятно и честно?
— Я… Я не знаю, чего хочу.
Да вот как. Чай, не задача Шлейхца-Кестамори.
(Если бы ещё не дрожал голос.).
— Я поступила на факультет общих магических положений, потому что это факультет общих магических положений. — «И неважно сейчас, почему — именно на Каденвере». — Поверхностный обзор многих магических специализаций. Мне нравится и интересна магия, но я не знаю, чем конкретно хочу заниматься. И я думала, что здесь мне… помогут определиться. Дадут ориентиры.
«А ещё хоть немного прояснят фундаментальные законы, но ха-ха-ха — здесь, видимо, не поможет никто, кроме самих Создателей».
— Но вместо этого я вижу либо то, что уже знаю, либо то, что уже забыла, потому что не интересно, либо мне просто не интересно. Мне скучно, я не стараюсь, и мне не нужен диплом. Я не буду его использовать, я не знаю, что с ним делать. Я только трачу своё и чужое время и занимаю место… которое кому-то другому было действительно нужно. Мне не следовало сюда поступать.
«Теперь-то вы — понимаете?»
(И почему позволяете-то тратить — ваше время?).
Она всё-таки посмотрела на Хэйса, который, как оказалось, смотрел прямо на неё, и молчал, и хмурился неожиданно мрачно (наверное, понимал), и барабанил пальцами по перилам, и молчал — ну скажи ты хоть что-нибудь…
— Эри… Бросьте. Во-первых, вы ничего ни у кого не отняли — уверяю вас, Университеты умеют… изыскивать возможности для тех, кто демонстрирует желание и наличие предрасположенности. Те, кому, как вы выразились, «место было нужно», студентами стали. Во-вторых, никогда ведь не знаешь, что и каким образом пригодится в жизни — напомните, сколько бакалаврских дипломов у сарины Герарди? Которые она не использует прямо, ей вряд ли пригождаются сами дипломы — однако вполне использует косвенно? Четыре?
И она не смогла удержаться: согнулась, прыснула, зажала рот рукой, прыснула ещё раз — выпрямилась, выдохнула и ответила:
— Уже пять. Последний мама получила три года назад.
Химия, литературоведение, лингвистика, математика и юриспруденция — и это, скорее всего, не конец, и могло бы иметься и больше: мама наверняка легко сдала бы какие-нибудь ещё выпускные бакалаврские экзамены и без учёбы в университетах, знаний хватило бы, однако Хэйс был совершенно прав — её не интересовали дипломы, потому что цель была иной; ясной, чёткой, давно выбранной — ситуация отличалась кардинально…
— Вот видите. Вы очень молоды, эри — нет ничего дурного в том, что вы пока не определились с профессией, наоборот, это скорее естественно; я знаю людей, которые находили своё призвание лишь к ста годам и дальше. Главное — не сдавайтесь. Бакалавриат ведь во многом и существует для того, чтобы человек понял, хочет он идти дальше или нет, и мало кто выбирает удачно с первого раза. Доучивайтесь спокойно, смотрите на эти четыре года как на получение жизненного опыта и
