И он не был единственным, мальчик, чьё имя забылось, из страны, которой уже давно нет: по всему миру у обычных, ничем не примечательных людей рождались — рождаются и будут рождаться — дети с глазами гилийскими, глазами разного цвета, с кожей желтоватой, смуглой и даже крайне тёмной, и разгадка проста: генетические мутации.
И совершенно нечего здесь было бояться или желать исцелить.).
Глаза Хэйса не были гилийскими, но что-то гилийское в них было — а сам он был очень и очень близко; весь целиком, со своими глазами; изящными — длинными и, возможно, чуть узковатыми для мужчины, но оттого почему-то ещё более красивыми — бровями, милыми родинками и губами — его губы тоже были очень. И очень. Близко…
Он, убрав руки, отстранился — Иветта, проведя ладонями по лицу, пообещала себе научиться отсекать подобные мысли быстрее: в идеале — ещё на подлёте, на стадии образования.
Далеко не в первый раз: она вечно клялась и вечно же терпела неудачу, но когда-нибудь ей должно повезти, ведь правда?
(Нет. И ничего-то здесь не исцелить.).
— Зачем, эри? Чего вы хотели добиться?
А вот это — вопросы здравые. И логичные. И справедливые.
И что делать — пришлось отвечать: рассказывать о Самой длинной ночи и признаваться, что если честно, то низачем и просто так. Потому что Любопытство невероятно любит толкать и бить под дых, и дураки — необучаемы.
И она ожидала, что Хэйс наконец выразит всё, что о ней думает, и откажется иметь с ней какое-либо дело (и будет в своём праве по обоим пунктам), но он, немного помолчав… да. Конечно же, неожиданно спросил:
— Скажите, эри, ваша связь с Университетом причиняет вам неудобства?
Она, признаться, искренне растерялась. И, подумав, пожала плечами:
— Да не особо. А что?
И что-то ненормальное, словно бы сущностно неправильное было в том, чтобы видеть Хэйса смущённым и пристыженным, ведь за что ему-то — ему! — испытывать стыд?
— Мы с вами… достаточно давно друг с другом объяснились и пришли к взаимопониманию. Соответственно, мне уже давно следовало предложить вам провести ритуал передачи. Не поймите меня неправильно, эри, — заговорил он с внезапной звенящей настойчивостью, — это только предложение. Если вы желаете передать связи будущему Хранителю — тому, кто займёт эту должность после меня — смело откажите мне. Я не собираюсь ни на чём настаивать, это ваше решение. Однако если они причиняют вам дискомфорт, вы можете передать их мне — если хотите.
И Иветта… ни о чём подобном не думала, потому что у неё не было причины, но теперь — а о чём тут размышлять-то?
— Хорошо, ваше преподобие, давайте я вам их отдам.
Зачем они ей? Что она может с ними сделать, кроме глупостей, и разве не разумнее избавиться от них и, как следствие, всяческих соблазнов, которые ни к чему хорошему не привели и вряд ли приведут?
Хэйс взглянул на неё не с удивлением, а аж ошарашенно — и осторожно ответил:
— Полагаю, нам лучше обсудить это позже — когда вы будете… не в изменённом состоянии сознания.
И ой, ну началось.
И «изменённое состояние сознания», ишь — использовать человеческие слова навроде «обкуренная» ему что, запрещает Оплотский Устав?
— Состояние моего сознания не настолько изменено, чтобы я не осознавала, что делаю, ваше преподобие. — «Пятьдесят пять, восемьдесят девять, сто сорок четыре, двести тридцать три, триста семьдесят семь, ага». — Я хочу отдать вам связи и, возможно, сейчас как раз сделать это будет… проще. Я ведь раньше не участвовала в ритуалах передачи.
«Нет, ночь тройного “П” не считается, пожалуйста, не вспоминайте о ней».
Улыбнулся Хэйс… мрачно, дёргано и откровенно уродливо — он скорее оскалился, но не со злобой или ненавистью, а с едкой и отчаянной болью.
— Не волнуйтесь. От вас не требуется ничего, кроме согласия.
А.
Да.
Несколько неловко вышло.
— И я всё же предпочёл бы отложить ритуал… скажем, на завтра? На шесть часов вечера?
И вот что ж ты будешь делать?
Ладно-ладно, порядочный вы наш.
— Хорошо: завтра, так завтра. И… извините. Я правда не хотела доставлять вам неудобства.
— Вы их не доставили, — гораздо более естественно улыбнулся Хэйс. — Вы снова рисковали только собой, и не буду скрывать, я не одобряю, однако это ваша жизнь, и кто же в молодости не прибегал к… нестандартным экспериментам. И тем не менее. Эксперименты с разумом — самые опасные из всех, эри. Прошу вас, будьте осмотрительнее в будущем: если уж в них участвовать, то под надзором специалистов.
Он был прав. А она всё знала и понимала, так почему…
Если человек — идиот, то не поможет и весь Оплот, вот почему.
— Я буду осторожнее, ваше преподобие. Обещаю.
Кивнув, Хэйс встал и протянул руку.
— Вам не стоит сейчас пользоваться порталами — я перемещу вас в ваш дом. Сделайте мне одолжение: скажите своим друзьям, что я вас яростно обругал и напугал.
— О, обязательно, — улыбнулась теперь уже Иветта. — Опишу в цветах и красках, не сомневайтесь.
И тех, и других у неё имелось с лихвой, а вот улыбка была вымученной — выдавленной и выстраданной, потому что искреннего веселья, увы, не хватало.
Этельберт Хэйс ведь совсем не был плохим человеком, так почему, зачем, за что на него возложили обязанность таковым казаться?
***
Ей было стыдно за то, что ей было совсем не стыдно лгать своим друзьям.
***
Ей снился Университет: пустые коридоры, кабинеты и аудитории; и сто пятнадцатый ярус, выше которого — только покои Хранителя; и чёрное небо, где звёзды, все, как одна, кажутся точками — неопределимыми объектами, одновременно простыми и сложнейшими из существующих; и октаэдр, переходящий в додэкаэдр, перевоплощающийся в икосаэдр, перетекающий в бутылку Клёйна; и низкий глубокий голос, и не-гилийские-но-чем-то-гилийские глаза, и приподнятые брови, и приоткрытые губы, и большие тёплые руки, обхватывающие её лицо, а затем спускающиеся ниже, и ниже, и ниже, и ещё ниже…
Проснулась она со скрученной тяжестью чуть ниже живота — и, прижав ладонь ко рту, расхохоталась, потому что вот это действительно было смешно.
Давненько с ней подобного не случалось, и это было смешно, и живительно, и мило, и радостно, и во всех смыслах приятно.
Однако как же некстати.
Глава 16. Попробуй запри
…ваши Парадоксы я прочёл с большим удовольствием: повторюсь, вы, Вэнна, мастер выдающийся; обладающий редким умением говорить о
