<p>
ЗНАМЕНИЕ</p>
Спустя пару дней после зимнего Солнцеворота по селению пополз слух: вождь Вигнир объявляет сбор дружины, чтобы отправиться в поход - да не куда-нибудь, а на север, в Хосмару!
У народа ваннахов военные походы издавна считаются той славной стезей, которую избирают доблестные мужи, жаждущие снискать богатство, власть и славу. Немудрено поэтому, что имя Вигнира Молота вот уже добрых два десятка лет гремит на много лиг вокруг: жители окрестных земель исправно выплачивают ему дань; его страшатся и воинственные лиссарцы, и дикие, неотесанные сикты - да чего там, даже далеко на юге, в роскошной Веллонии, знают о Вигнире не понаслышке. И северяне-хосмарцы, уж на что гордый и своенравный народ, а и те не избежали жестокого знакомства с грозным владыкой равнин и предгорий - вождь ваннахов уже не раз снаряжал походы в их земли.
Но идти на Хосмару сейчас, посреди зимы, казалось поистине безумной затеей. Через горы, что кольцом окружают эту угрюмую, неприветливую страну, и летом-то не везде перевалишь, а зимой, да еще с конным обозом в придачу - и думать нечего.
- Слыханное ли дело! - качали головами старики. - Ни на чьей памяти такого не бывало. Видать, не к добру. Не иначе, злой дух вселился в отважного Вигнира, наслал на вождя безумие...
Молодежь, напротив, откликнулась на дерзкий замысел полководца с бойким воодушевлением: для большинства юношей показать себя в подобном деле значило навсегда завоевать почет и уважение в глазах соплеменников.
Зрелые воины предпочитали помалкивать, но все же свято верили в своего предводителя: Вигнир много раз водил их в набеги и всегда возвращался с победой и богатой добычей, которую по справедливости делил между дружинниками. Может статься, вождь и на сей раз знает, что делает, - он ведь себе на уме, в этом неоднократно все убеждались. А если кому-то не суждено будет вернуться из нынешнего похода - знать, судьба такова. Что может быть желаннее для воина, чем доблестная гибель на поле брани? Души отважных бойцов будут вечно пировать в серебряных чертогах за северным небом...
Минуло еще два дня. Близилось полнолуние. Медлить с походом было нельзя: выступать в путь на убывающую луну - дурная примета, и Вигнир об этом знал.
...С рассветом, не успело солнце выкатиться из-за дальнего взгорья, дружина Вигнира Молота выстроилась за околицей - сотня отборных воинов, истовых и бесстрашных, всегда готовых отправиться за своим предводителем по первому зову. Каждый при боевом коне, каждый в полном вооружении. Позади громоздился обоз из десятка саней, груженных съестными припасами и кормом для лошадей: на равнине крепкие внахские скакуны умеют добывать сухую траву из-под снега, а вот в горах им поживиться будет нечем - приходилось все везти с собой. А когда на крутых перевалах сани превратятся в лишнюю обузу, людям и животным предстоит тащить объемистый скарб на собственных спинах...
Все селение высыпало провожать дружину в нелегкий путь. Среди стариков по-прежнему слышалось недовольное ворчание, зато мальчишки, вооружившись палками, восторженно глазели на отцов и старших братьев, изнывая от зависти: ну когда же они-то вырастут, чтобы тоже стать воинами и ходить под началом бесстрашного вождя Вигнира! Их матери, провожая мужей, скромно теснились в стороне, не осмеливаясь выказывать потаенных своих чувств, далеко не столь радужных...
Но вот сам Вигнир выехал из ворот на вороном жеребце и остановился во главе дружины. Под алым плащом поблескивает узорчатая кольчуга, со стального шлема свисает шкура волка с оскаленной пастью поверх оголовья; волчья же морда зловеще щерится с круглого червленого щита...
Двое воинов выводят вперед обнаженного раба, привязывают его за руки к двум потемневшим от времени столбам, с которых безмолвно взирают на людей суровые лики великанов-близнецов - сыновей Хисмурса, Повелителя Стужи. Раб - молодой сикт - знает, какая его ожидает участь, и расширенными от ужаса глазами следит за выросшим перед ним ваннахом с секирой наперевес. Мощный взмах - и короткий вскрик прерывается хрустом ребер: из груди раба, рассеченной точным ударом, хлещет на снег горячая кровь. Тело сикта обмякло, голова безжизненно свесилась: казалось, раб напоследок пытается заглянуть в нанесенную ему ужасную рану. В помертвевшие глаза пышет клочковатый пар...
Сделав свое дело, воин с секирой посторонился, уступая место новому участнику действа. Вперед вышел Горхо - темнокожий, покрытый морщинами шаман в причудливом одеянии из волчьих и медвежьих шкур. Побрякивая многочисленными оберегами, старик вскинул тощую руку, стащил рукав до локтя - и запустил хищную пятерню в разверстую человеческую грудь. Вокруг все замерли, в немой тишине разнесся скорбный звук рвущейся плоти, и обагренная рука Горхо победно взмыла вверх, являя присутствующим алый трепещущий комок - сердце.
Колдун развернулся, с иссохших губ сорвался громкий гортанный клекот - и через пару мгновений из-за частокола бесшумно выметнулась светлая тень с огромными крыльями. На поникшую шею раба уселась крупная белая сова - священная птица Хисмурса. Старик с благоговейным видом протянул пришелице кровавое лакомство, и та с жадностью набросилась на подношение.
В толпе раздался сдержанно-одобрительный гул: жертва была принята - выходит, Хисмурс явил людям свое благоволение.
К Вигниру подошел седовласый Ранн, самый уважаемый из старейшин селения, и торжественно вручил ему зажженный факел. Вождь принял его, почтительно кивнул старику. Вороной жеребец, повинуясь воле хозяина, подвез его к сложенной загодя груде дров, щедро облитых маслом. Пламя с яростью набросилось на сухое дерево, взметнулось ввысь и неистово заплясало, изливая вокруг себя жаркую, трескучую песнь. Огонь жертвенного костра призван был освятить выступление дружины.
Вигнир развернул вороного и с холодным звоном выхватил из ножен меч - тот самый, что таким чудесным образом явился к нему лишь несколько дней назад, в колдовскую ночь Солнцеворота. За это короткое время клинок словно породнился с вождем, отведав его крови, а взамен наделил Вигнира небывалой, кипучей внутренней силой - такой, какую тот не чуял в себе с юных лет. Это был дар Богов, теперь вождь уже не сомневался. И дар этот поможет ему в задуманном дерзком походе. Имя его прославится в веках!
Серебристый клинок взметнулся ввысь, и, привстав на стременах, вождь обратился к воинам:
- Благословляю вас, когти мои и клыки! И да ждет нас победа!
- Слава вождю Вигниру! - прогремел в ответ раскатистый гул молодецких голосов, заглушаемый грохотом мечей о щиты.
Мальчишки подняли восторженный гвалт, потрясая палками и выкрикивая имена дружинников. Даже женщины позволили себе улыбнуться.
Улыбалась и Хельгис, жена вождя, стоявшая вместе с дочерью в первом ряду. Но улыбалась скорее для виду: на душе не было радости. Напротив, невзирая на добрые знамения, обещавшие успешный исход дела, она не могла избавиться от тревожной, щемящей тоски.
Хельгис беспокоилась за
