В широко раскрывшихся глазах у мальчишки мелькнул дикий ужас, по телу пробежала дрожь, а он сам медленно, поминутно оглядываясь, потащил куда указано собранный хворост. Меня тоже пробрал озноб, и на мгновение мне почудилось, что моя правая рука мне не принадлежит. Но это ощущение почти сразу прошло, но в свою очередь желудок голодным спазмом напомнил о своем существовании. До полной темноты оставалось каких-нибудь полчаса, и надо было поторапливаться.
Уже не обращая внимания на реакцию мальца, я, выдрав несколько пучков сухой травы, свернул их в жгут и поджег. Сунув веселый огонек в кучу сухих веток, подождал, пока они разгорелись, и снова жестом позвал его за собой. Надо было подогнать поближе к костру трофейных скакунов - мало ли какие здесь ночные звери водятся? Отвязав вьючную троицу, я мотнул головой на верхового, дескать, твоя работа, и повел их вверх. Они покладисто потопали за мной и смирно улеглись неподалеку от костра, как только я снял с них тюки - по моим расчетам в них не могло не быть еды и питья.
Пока я возился с вьюками, наша компания пополнилась. Мой маленький пленник привел верхового скакуна, трогательно обняв за длинную шею и что-то нашептывая в черное ухо. Затем, воспользовавшись тем, что я отошел за своей клетчатой сумкой, быстро стянул что-то из вьюка и угостил своего подопечного.
На еще светлом небе одна за другой загорались незнакомые звезды. Загорелись и мои рукотворные звезды - фонари, разложенные на траве. Собрав весь нехитрый свой скарб, ухватил пару фонарей и двинулся к костру. Давно на меня не смотрели с таким изумлением! Хотя откуда здесь людям знать, что такое солнечный фонарь!
Правда, с установкой "светового барьера" пришлось повозиться - каменистую почву пришлось предварительно ковырять копьем, поэтому, когда все шесть огней были, наконец, размещены по периметру, черный бархат ночи уже окончательно пришел на смену розово-багряному атласу вечерней зари.
Ветки в костре весело потрескивали, я подтянул к себе тот самый, вскрытый пацаном, вьюк, в котором обнаружились непривычного вида лепешки и сосуды из плодов какого-то растения. Отломив кусочек, я попробовал лепешку на вкус. Вроде есть можно, хотя надо бы сначала проверить, как на меня вообще подействует местная пища. В то же время и мальчишку морить голодом неприлично, что же я живодер, что ли? Беру в руки пару лепешек и "бутылочку" и протягиваю ему. Видно как парню страшно, но пересиливает себя, осторожно подходит, берет, не смея коснуться моих рук, провизию и быстрей-быстрей под бок к ушастому приятелю. Тот толкает мальчугана длинной шеей и, получив из его рук кусок лепешки, довольный устраивается на траве. Ночь стоит удивительно теплая и я успокаиваюсь - вдвоем они точно не замерзнут.
Теперь надо позаботиться и о себе. Накидываю плащ и сажусь, прислоняясь к нагревшемуся за день камню. Ноги гудят, в желудке сосет, но хорошо! Эх, если бы это была моя Земля. Но увы ... Взошедшая на небосклоне "луна" грубо рушит мои мечты - она раза в два меньше нашей и отличается неприятным красно-серым оттенком.
Меж тем лесная чаща, оставшаяся метрах в двухстах ниже по склону и принявшая вид темной стены постепенно наполняется свистом, треском и щебетом, и хор этот могуч и звучен. А еще там внизу разражается разноцветная световая феерия. Один огонек долетает прямо до нас и бьется в скалу. Оказывается, это - светляки, огромные, похожие на брызги салюта, ничем не напоминающие бледных северных собратьев. Их яркие бесшумные вспышки придают еще большую торжественность наступлению ночи.
Мальчишка забылся беспокойным сном - спит, прижавшись к теплому боку скакуна. А я сижу, неспешно потягивая воду из растительной "бутылочки" и заедая лепешкой. Странное спокойствие и умиротворение снисходит на меня в этот час. Легкий ветерок доносит откуда-то издалека пряные запахи травы, слегка всхрапывают, беспокойно поводя длинными ушами, мои скакуны, а я просто сижу, впитывая в себя первую ночь в новом мире...
Запретное кипу первого узла, сплетенное Амаута-Ильей
В самом начале времен разгневался розоволицый Инти на супругов Тау и Керану и велел готовиться им к огненной смерти. Напрасно молили несчастные о снисхождении, неумолим был Бог-Солнце. И только лишь увидев слезы младшего ребенка, синеокого Ясу Ятере смягчился и поклялся перед казнью выполнить одно желание родителей. И ушел, дав тем на размышление одну ночь.
- Мы готовы умереть, когда ты прочитаешь все, что изложено в этом кипу, - с этими словами Тау протянул Инти бесконечный шнур со множеством разноцветных нитей.
- Вы хотите обмануть меня и избежать наказания! - в гневе воскликнул солнцеликий Бог. - Слово мое нерушимо, но, клянусь, что ваша смерть последует сразу же, если я увижу повторяющуюся нить или хоть один добавленный вами узелок. А пока скройтесь с глаз моих в самый дальний предел, ибо боюсь, что не сумею я сдержать своего гнева.
А кипу, сплетенное Богами-прародителями, непростое. Каждый узелок, каждая ниточка на нем - это целая вселенная со своими богами и людьми. И особое место в этом плетении занимает наш мир - Айчерани. Он - это шнур, связывающий все остальные нити-миры воедино.
Отдельно надо сказать о детях Тау и Кераны.
Близнецам Ар д'Асу и Ар О'Хорну поручили родители ночью, пока грозный Инти не видит, вплетать новые нити в кипу миров, не забывая притом, что двух одинаковых быть не должно.
Поэтому и появляются они в нашем мире только ночью, когда усталый Инти отправляется на покой. И каждую ночь спорят между собой, кто в какой цвет будет окрашивать вплетаемую нить Ар д'Ас в красные и пепельные тона или Ар О'Хорн в зеленые и золотистые. Ради этого и идет у них борьба каждую ночь - то один превозмогает, то другой, отчего и преобладают в разных мирах: в одних силы Природы и Жизни, а в других - Хаоса и Смерти. Но не может ни один пока победить окончательно.
Остальные дети - Амо-Амо, Помберо, Курупи и Ясу Ятере были еще слишком малы, чтобы поручать им какое-нибудь ответственное дело. Росли они без родителей, каждый выбрал себе занятие по душе. У каждого из них свой нрав и прихоти, о которых здесь не место рассказывать.
О старшем же сыне неизвестно ничего, даже имени. Только ходят слухи, что удалился он в Ману Тупуннак и там, в немыслимой дали, где смыкаются Начало и Конец Миров, ищет силу,
