Лекарственные растения она определяла с закрытыми глазами. Дозы медикаментов отмеряла интуитивно. А состояние родных людей, тех, кого неоднократно выхаживала, – друзей по отряду, например, – чувствовала даже на расстоянии. Могла догадаться о тяжелом ранении или болезни. И о смерти, разумеется, тоже.
Сейчас Лара сидела рядом, – но так, как будто ее не было.
Планы Рэда – задержаться в Казани, предупредив Капитана, что о присутствии на борту отряда никто не должен знать, пробраться на территорию Диких и попытаться разузнать о Тохе и Жене – Лара выслушала безучастно.
– Все ясно? – спросил Рэд.
Бойцы вразнобой покивали.
– Лар! Ты поняла?
– Да, командир. – Лара смотрела отрешенно. – Все? Можно я спать пойду?
– Иди, – секунду помедлив, разрешил Рэд.
Остальные спать пока не собирались.
Джек и Гарри присели у очага, Кирилла Олеся погнала на тренировку. Но позаниматься им не дали.
– Бункерный, – позвал Рэд. – Поди-ка сюда.
Кирилл оглянулся на Олесю. Наставницы на палубе не оказалось, куда-то исчезла.
– Это я Олеську уйти попросил, – пояснил Рэд. – Базар есть.
Кирилл, выдернув из мишени звездочки, подошел.
– Бункерный, – закуривая и не глядя на собеседника, попросил Рэд. – Сходи поговори с Ларкой.
– Зачем? – брякнул Кирилл. Тут же поняв, насколько фальшиво это прозвучало.
– За стенкой! Не видишь, что ли, – какая она?
– Вижу… Но… Почему я?
– А кто? – Рэд смотрел необъяснимо сердито. – Олеську отправить – так обе разнюнятся. Жека – сам псих покруче Ларки, после Люка неделю отходил. Гарик… Они и так тут два месяца кантуются. Надоели, небось, друг другу до смерти. Только ты и остаешься.
– А ты? – Кирилл удивился, что Рэд не упомянул себя. Не в его характере было кого-то о чем-то просить.
– Я не могу.
– Почему?
– Потому что у меня с ней… непросто все. – Рэд сердито сплюнул – должно быть, у Кирилла промелькнуло что-то такое в глазах. – Дурак! Одни б… дки на уме… Я Ларку в отряд брать не хотел.
– Да почему?! – Кирилл изумился еще больше.
– По кочану! Потому что – видишь, что с ней творится? Меня ведь Герман заставил Ларку взять, я как живой упирался. С горшка ее знаю, догадывался, что будет. Когда парень у нас погиб, при ней… Корвин, от ожогов загнулся… Ларка рыдала как сумасшедшая. Так убивалась, что смотреть невозможно. И я тогда сдуру пригрозил, что – все! Больше – никаких ей походов. Вернемся, я с Германом поговорю. И пускай, раз такая нежная, дома сидит.
– Идиот, – вырвалось у Кирилла.
Рэд не спорил.
– Ну, идиот. Молодой был… Да и вообще, поначалу девчонки с нами не ходили! Я откуда знал, как с ними надо? Всю дорогу пацаны одни. А однажды вернулись, злые до трясучки – поход уж больно пакостный вышел, одного бойца застрелили, другого ранили тяжело, он потом умер… Я тогда в первый раз до бессознанки нажрался. И, говорят, орал, что вот, сколько буду жив – столько и буду Диких глушить! Пока всех не истреблю. А как очухался, Герман велел Олеську с Ларкой тренировать. Сказал, что в следующий поход они с нами пойдут, и не обсуждается. Потому что, сказал, мужики без женщин звереют, и нам с пацанами до Диких – не так уж много осталось… Из-за «Диких» я тогда взбесился, конечно, хоть и виду не подал. И про Олеську, между прочим, не спорил! Она спокойная, слова лишнего не вытянешь. Снайпер отличный. И по характеру – больше на парня похожа, чем на девку. А Ларка – совсем другая! Она ведь, как я тогда наорал, рыдать-то перестала. Только будто застыла вся. «Да, командир» – «Нет, командир». И все! Не человек, а тень ходячая. Вроде ползает. Что скажешь, делает. А сама – не здесь… В тот-то раз мы через две ночи домой вернулись. Дома она отошла, и я Герману не стал говорить. Привык уже, что докторша в отряде есть, да и не погибал никто с тех пор! А сейчас – сам видишь. – Рэд со злостью отшвырнул окурок. – Со мной Ларка говорить не станет. До сих пор боится, что из отряда выкину. Думает, небось, что раз не ревет, так я и не вижу, как ей хреново.
– А что я-то могу сделать? – Кирилл уже понял, что разговаривать придется. И малодушно тянул время.
– Без понятия, – больше, кажется, злясь на собственное бессилие, чем на Кирилла, бросил Рэд. – Хочешь – колыбельные пой, хочешь – целуй взасос. А только мне завтра боец нужен, а не это вот – «Да, командир»! Нас осталось, если забыл, на сотню Диких – шестеро. И если можно сделать так, чтобы не стало пять – это надо сделать. Вот и все.
– Лара… Ты спишь?
Кирилл осторожно присел на край деревянных нар. Там сжалась в комочек под спальником Лара.
Девушка не ответила. Но Кирилл и так знал, что она не спит. Мучительно пытался придумать, что говорить дальше.
– Ты знаешь, мы ведь добыли реактивы, – поделился он. Об успехе экспедиции Лара не спрашивала. Она вообще вопросов не задавала. – Мы такого старика встретили в Омске! Ученого с мировым именем. Он мне такую вещь подсказал! Я бы сам в жизни не додумался.
Лара не шевелилась.
– Я теперь на девяносто процентов уверен, что с воспроизводством все получится, – неловко, делано оживленно продолжал Кирилл. Главное было – не замолкать. У него не хватило бы решимости начать заново. – И, знаешь, – это тоже Борис подсказал – то вещество, которым в Нижнем занимаются, неразрывно с этим процессом связано! Я-то настолько масштабно не смотрел, а Борис сумел все воедино свести. Целую теорию выстроил. Там, видишь ли, в чем дело…
Кирилл сам не заметил, как увлекся. Он ведь до сих пор никому из адаптов об открытии Бориса не рассказывал: времени не было и не было уверенности, что поймут. А сейчас вдруг почувствовал необходимость выговориться. Произнести вслух то, что копилось в голове и блокноте, урывками обсуждалось и записывалось, но пока еще не было даже толком сформулировано.
Лара слушала. Кирилл не видел ее лица – девушка укрылась спальником с головой – но был уверен, что слушает. Не выставила же.
Бункерная вежливость, заставлявшая таких людей, как он сам, изображать заинтересованность там, где ее нет и в помине, адаптам присуща не была. Тратить время на «занудство» они полагали бесполезным и глупым. Если предмет разговора не увлекал, беседа попросту обрывалась, Кирилл давным-давно перестал на это обижаться.
Он постарался изъясняться самыми простыми словами. Формулировки рождались на ходу. Когда перестало хватать слов, вытащил из рюкзака заветный блокнот. Потрепанная, корявая от бесконечных намоканий и высыханий тетрадь была исписана уже полностью, вместе с обложкой. Новые записи пришлось втискивать между старыми.
Убежденность Вадима в том, что в человеческом организме произошел некий молекулярный сбой, который можно будет
