Быстрый взгляд по сторонам подтвердил, что Эльвира с Сореном еще спят. Должно быть, Рекке взяла на себя последнюю вахту. Я поднялась на ноги и потянулась, разминая онемевшие мышцы. После вчерашней скачки все тело болело. Моральное истощение после сражения с Хелкой лишь ухудшало положение. Мое сознание медленно отравляли сомнения в собственной правоте, но сейчас у меня не было времени обращать на это внимание. Если отправиться с Рекке, то можно внимательно изучить окружающую местность, где мне предстоит скрываться после побега.
– Думаю, все только обрадуются, если мы раздобудем что-нибудь на завтрак, – заявила я намеренно легкомысленным тоном.
– Конечно, раздобудем, – обиженно отозвалась Рекке и фыркнула.
Когда я подняла свой лук, Страх заржал с другого края поляны. Я подошла к жеребцу и потрепала его по гриве.
– Оставайся здесь, парень.
– Разве мы не покроем большее расстояние на лошадях? – удивленно спросила девушка.
– Мы лишь спугнем дичь, – ответила я и отправилась в лес. – Идем, пока остальные не проснулись.
– А что, если на них нападут в наше отсутствие? – Помедлив, она взглянула на спящих гоблинов.
А что, если мне на это наплевать?
– Уверена, что они сумеют постоять за себя в любой ситуации.
Рекке тоже взяла лук и последовала за мной. Морозный воздух покалывал легкие, пока мы пробирались по обледеневшим лесам Пермафроста.
Сухие листья и упавшие с деревьев ветки валялись на земле, поэтому приходилось ступать осторожно. Искривленные стволы отчаянно тянулись вверх, стараясь дотянуться до солнца, которое не дарило ни капли тепла.
Если бы только я могла забыть, где я, с кем и что делаю, то вполне была бы в состоянии вообразить, что охочусь в лесу неподалеку от деревни, добывая пропитание для семьи. Сердце болезненно сжалось: никогда мне не испытать этого снова. Даже если удастся затея с побегом и я опять заживу среди людей, что-то в глубине души мне подсказывало, что я не смогу стать среди них своей. И Сорен, будь он проклят, прав насчет того, что меня ждет. Сама мысль о лорде гоблинов, беспокоившемся о моем благополучии, заставила тело отреагировать непонятным мне самой образом – меня бросило в жар. Чем дальше я от него окажусь, тем лучше.
Я снова потянулась к гвоздю в левой краге, надеясь, что холодное прикосновение железа приободрит меня, однако легкое жжение заставило отдернуть руку. Поднеся ее к глазам, я заметила на кончиках пальцев яркие красные точки. Ожоги! В животе неприятно засосало. Не может быть! Железо не может причинить мне вред. Я не такая, как они. От страха я застыла на месте, словно прикованная к земле, а перед глазами пронеслись события прошлого вечера. Тогда я действовала в точности как они.
– Вы с Сореном, кажется, очень уютно себя чувствовали ночью, – прокомментировала Рекке, останавливаясь рядом со мной.
– Ты намекаешь на то, что я подумала? – вскинула я брови.
– Да, – ответила она с многозначительной ухмылкой.
– Что ж, ты ошиблась. – Боги, надеюсь, мне лишь показалось, что к щекам подступила краска. – Я предпочла бы съесть крысу живьем, чем спать с ним, и он наверняка того же мнения.
– Сомневаюсь. – Рекке пожала плечами. – В смысле, он же такой страстный и привлекательный, и сильный к тому же. – Ее глаза мечтательно засверкали, и мне пришлось спрятать улыбку. Похоже, это ей был небезразличен Сорен. Как по мне, она могла забирать его себе со всеми потрохами.
– Страстный? – повторила я. – Я бы точно не стала использовать это слово для его описания.
– Ну а я использовала! Любому ясно, что его беспокоит твоя судьба.
– Я – его собственность, – отрезала я. – Конечно, моя судьба его волнует.
– Продолжай убеждать себя в этом. – Собеседница вздохнула и покачала головой.
– Ну и отлично, – подвела я итог разговору, с удивлением поморгав в ответ на странное умозаключение девушки.
Назойливое чувство, которое возникало всякий раз, как я вспоминала о прошедшей ночи, становилось все сложнее игнорировать. Я не была слепой и понимала, что Сорен уделял мне много внимания, но это не меняло его сущности. Ни охота, ни жесты предполагаемой заботы, ничто не могло этого изменить. Сорен всегда будет гоблином. Только это и имело значение.
По крайней мере, раньше имело значение.
Я приказала голосу в голове заткнуться и сосредоточиться на хрустевших под ногами палых листьях и холодном воздухе, пробиравшем до костей. Я не была уверена, насколько близко мы подобрались к границам земель Пермафроста, но по густому подлеску и пению птиц можно было предположить, что мир людей находится уже недалеко и жизнь оттуда понемногу просачивается в эту морозную страну. Хотя между нами по-прежнему могли лежать десятки миль.
Когда-то давно я решила определить, насколько тянутся узы, привязывающие меня к королевству гоблинов, и на одной из охот с Сореном сбежала прочь и неслась несколько часов подряд, пока он не настиг меня. У меня до сих пор сохранился шрам на руке в том месте, где смешалась наша кровь, когда хозяин наложил на меня чары, запрещавшие мне покидать Пермафрост и причинять себе вред. Эти чары также давали знать о подобных намерениях и произнесшему их.
«Принимая во внимание твои поступки, я не могу доверить тебе собственную судьбу, чтобы ты не наложила на себя руки», – сказал Сорен спустя несколько недель после того, как я оказалась в его поместье. После голодовки и нескольких припадков неконтролируемой ярости, спровоцированных полученными от пыток травмами и затуманившими мое сознание, пожалуй, у него были на то веские причины. Но тогда я вообще не понимала, какое гоблину может быть до меня дело.
Наложенные чары позволили мне добежать до самых границ Пермафроста по все больше и больше оживавшему лесу, пока не вынудили остановиться на самом краю, будто кукловод резко дернул за ниточки. Я не разговаривала с этим кукловодом больше недели, пока ярость не утихла, а ненависть не прошла. Сорен разрешил мне на опыте убедиться в эффективности связующих уз. Но какими бы жестокими ни были его методы, не вызывало сомнений, что он всегда защищал меня и относился с уважением, даже большим, чем я заслуживала.
Кто знает, вдруг он с самого начала вынашивал этот коварный план? С той самой секунды, как Лидиан бросил истерзанную рабыню к его ногам. Может, он сразу разглядел, кем я стану. Или гоблинские инстинкты подсказали, что перед ним – родственная душа, потенциальный друг. Не думаю, что Сорен играл со мной, в отличие от дяди, в нем просто не было садистских наклонностей. Нельзя отрицать, что по-своему он даже обо мне заботился, как и я по-своему ценила его. Гораздо легче было, когда моей единственной эмоцией являлась слепая ненависть.
– Остановимся здесь, – сказала я. – Прими позу для стрельбы, а я посмотрю.
Рекке стянула со спины лук и вытянулась в стойку, от сосредоточенности высунув
