После устроенной всем выволочки Гесовец отправил бойцов Сто сорок шестого полка на летное поле драить аэропланы. Но Тамара позвала Ревну, Линне и Магдалену к себе в кабинет. Их троица протиснулась в дверь одновременно и замерла, сцепив за спиной руки.
Командир налила каждой из них чая. Над бледно-золотистой жидкостью в маленьких чашечках клубился пар. Двенадцать часов назад она набросилась на них, в ярости стуча кулаком по стенке кабины, а теперь держалась так, будто ничего не случилось.
– Вы будете рады узнать, что Людович во время вашей потасовки не получил серьезных повреждений, – сказала она.
– Людович… – эхом отозвалась Ревна.
– Рядовой, из которого ты вышибла дух. Насколько я понимаю, полностью потеряв самообладание, – добавила Зима.
Да, она все поняла правильно. Но Людович это заслужил. Он тоже был не важнее этой войны. И не должен был относиться к ней, как к недоразумению. Особенно после минувшей ночи.
– Я знаю, Таммин для всех стал суровым испытанием. И двоих из вас я встретила именно там, не так ли? – продолжала Тамара.
– Так точно, мэм, – ответила Магдалена, сжав подруге руку.
Ощущение пустоты в Ревне пропорола тонкая щепка тревоги.
– Я понимаю, почему вы этой ночью поначалу отказались выполнять приказ. И почему утром проявили столь крутой нрав.
Ревна хотела ей все объяснить. Было темно, внизу простирался город, Линне крикнула ей, что это Таммин… Но штурман давно растолковала ей простое правило: когда тебя наказывают, опусти голову и терпи.
– За выходку в столовой мне придется подвергнуть тебя дисциплинарному взысканию. Но первым делом я должна внести ясность: нашим пилотам необходимо всегда сохранять спокойствие. Если вы потеряете голову в бою, это может привести не только к вашей собственной гибели, но и к потере аэроплана, а вам известно, какой утратой это обернется для полка.
Скорлупа пустоты вокруг Ревны лопнула.
– Я могу летать, – сказала она, – просто… он меня…
– У тебя для этого хватит здравомыслия?
Тамара взяла ручку и придвинула к себе график ночных полетов. Готовая вот-вот вычеркнуть их экипаж.
– Я могу.
Нотка отчаяния в собственном голосе была Ревне ненавистна. Но она действительно могла летать. И могла, и должна была.
– Она в самом деле может? – спросила Тамара, посмотрев на инженера.
– Конечно, – без колебаний ответила Магдалена.
Ревне захотелось схватить ее за руки и поцеловать.
Затем Зима повернулась к Линне. Та барабанила пальцами по стенке своей чашки с таким видом, будто размышляла над ответом на вопрос командора. Ей хотелось бы ответить «да». Сидеть на базе, пока все остальные будут воевать, казалось нестерпимым.
– Нет.
Сердце Ревны ухнуло вниз, будто брошенный с высоты камень.
– Что?
Линне повертела в руках чашку. Ее шея медленно багровела.
– Сегодня она не может лететь. Ей нужно время.
– Я в состоянии сражаться, – сказала Ревна и подалась вперед, схватившись за стол, чтобы не упасть, – пожалуйста, не снимайте меня с боевого дежурства.
– Посмотрите на нее.
– Заткнись, – гневно прохрипела Ревна.
– Хватит, – вклинилась в их перепалку Тамара. – Таммин для каждого из нас стал ударом, Ревна. И если для тебя он оказался болезненнее, чем для других, стыдиться этого не надо. Ваш экипаж отстраняется от полетов до получения дальнейших распоряжений. Советую вам немного поспать, затем явиться ко мне, чтобы понести наказание. Ваш вопрос я пересмотрю через неделю.
Она опустила ручку и перечеркнула жирной чертой их имена.
Слова Тамары отдавались в ушах Ревны звоном. Через неделю? В груди раздувался крик. Она затолкала его обратно. Если разораться, это лишь станет доказательством ее непригодности.
Приговора в целую неделю, по всей видимости, не ожидала и Линне.
– Для всех троих? Командор, прошу вас, я могу воевать.
– Мне тоже кажется, что ты можешь воевать, – резко бросила ей Тамара. – С кем угодно, в том числе и со своими товарищами. Я не стану давать тебе другого пилота, для этого пришлось бы отстранить штурмана, которая летает с ней в паре. Если найдешь кого-нибудь, кто согласится с тобой поменяться, я разрешу. И больше не обременяй меня своими мелкими просьбами.
Она с гулким стуком поставила на кипу бумаг пишущую машинку и принялась печатать.
Не успела Тамара договорить последнюю фразу, как Линне уже выскочила из кабинета.
Магдалена ринулась за ней. Когда Ревна вышла на улицу, та уже схватила Линне за руку и рывком развернула к себе.
– Как ты могла?
Щеки Линне залились краской, но она смело смотрела Ревне в глаза.
– Я видела тебя в столовой. Остальным, вероятно, хотелось бы закрыть на это глаза, но я так не могу.
– Все пытаешься избавиться от меня? – выдавила из себя Ревна.
Поступок Линне ее не удивил, но предательство отдавалось болью.
– Мы никогда не хотели летать друг с другом! – ответила Линне. – Тебе нужна передышка. Но это еще не значит, что она нужна и мне.
Она опустила глаза, и Ревна услышала, что ее голос дрогнул. В чем-то Линне солгала.
– А я-то думала, что ты дорожишь честью, – сказала Магдалена.
И толкнула Линне с такой силой, что та споткнулась, запутавшись в собственных ногах, и грохнулась на доски.
– Твоое жалкое блеянье – самое отвратительное, что я когда-либо слышала. Ревна будет только рада от тебя избавиться.
– Я лишь пытаюсь удержать ее от самоубийства, – прорычала Линне. Поднявшись, она скривилась и потрясла лодыжкой, – и дать не то, чего она хочет, а в чем действительно нуждается.
И она захромала прочь, хрустя ботинками по тронутой морозом клееной фанере.
– Откуда тебе знать, в чем я нуждаюсь?! – завопила ей в спину Ревна.
В эту самую минуту она нуждалась в том, чтобы садануть кулаком и улететь куда глаза глядят на пределе скорости и возможностей, оставляя за собой огненный след. А без ложных подруг, помогающих агентам Контрразведывательного отряда, она обойдется.
Магдалена обвила руками ее плечи.
– Ничего, мы все исправим, – сказала она.
– Конечно, – ответила Ревна.
Они действительно все исправят. Но как именно, она не знала.
* * *Ревне пришлось пройти обследование у врача базы, после чего она три мучительных ночи была предоставлена самой себе. Ее Стрекоза одиноко стояла на поле, трепеща рядом с той, на которой раньше летала Пави. Куда бы она ни сунулась, ее повсюду поджидали напоминания о том, что случалось с ни в чем не повинными людьми, когда они оказывались не там, где надо. Она была самой большой изменницей из всех, кого знала, но все так же держалась за свое место.
Тамара усадила ее подшивать бумаги, но после полуночи отпустила, и Магдалена забрала подругу в мастерскую помогать инженерам укладывать бомбы в проложенные сеном ящики. Линне куда-то пропала, но Ревне было все равно.
Когда грохот лаборатории стал для нее невыносим, она направилась в столовую и попыталась
