Возможно, он тоже испытал разочарование, увидев меня, но никак этого не выказал.
– Ты такая прелесть, – сказал Адам, словно стараясь убедить в этом и меня, и себя. – И выглядишь никак не на сорок. Намного моложе.
– Мне тридцать восемь.
– Ничего не имею против женщин постарше. Я люблю женщин постарше. Ты в самом соку. Выглядишь как зрелая, но молодая. То есть ты уже не молодая, но еще не…
– Ладно, – сказала я, чтобы помочь ему выйти из тупика. – Я поняла.
– Итак, чего бы ты хотела? – спросил он. – Останемся здесь и выпьем или прогуляемся?
– Давай сначала выпьем.
– Боже, ты точно прелесть.
Мы завернули в бар. Я заказала водку с тоником. Вообще-то, крепкое я пила нечасто, но что-то надо было делать. Рассудительность и ясность мысли делу не помогали. Заплатить за мою выпивку Адам не предложил, но взял два шота с текилой, один из которых предложил мне, и виски с колой. Я засмеялась и отказалась.
– Ну, что читаешь в последнее время? – спросил он после первого шота.
Я сказала, что работаю в библиотеке, и ему это понравилось. Он попросил надеть очки, но очки я не ношу.
– Читаю в основном греков. Уже несколько лет работаю над проектом о Сафо. Пытаюсь закончить этим летом.
– А, читал его в средней школе, – похвастал Адам. – Сейчас увлекся «битниками». Тебе они нравятся?
Моя короткая любовь к «битникам» случилась в четырнадцать лет. К шестнадцати я поняла, что эти парни хороши в основном, когда нужно обнаружить неадеквата. Между неадекватами и «битниками» есть что-то общее.
– Нравятся. У тебя кто самый-самый?
– Керуак. Западаю на Керуака, Берроуза и Буковски. У Керуака все такое настоящее. Он так описывает своих героев – это просто… ништяк.
– Точно.
– Так что, прошвырнемся?
Уже почти стемнело. Адам закурил и предложил сигарету мне. Я отказалась. Он прищурился, затянулся, выдохнул. Жест был явно отрепетированный, скопированный с Джеймса Дина. Вот только сам он был далеко не Джеймс Дин, и руки еще сильнее, чем все остальное, выдавали оборотня-обезьяну: пальцы держали сигарету, словно сорванный банан, а волоски на руке заползали далеко за запястье, вплоть до костяшек пальцев. Мы шли по тротуару, и меня уже подташнивало. «Знаешь что? Спасибо, но я сегодня не в настроении и пойду домой». Я повторяла и повторяла это про себя, но продолжала идти.
Внезапно Адам схватил меня за руку.
– Можно я тебя поцелую?
Ждать ответа он не стал. Ладонь у него была потная, но губы полные, и я закрыла глаза, шокированная ощущением новизны. Сама непривычная форма незнакомого рта всколыхнула странные, волнующие ощущения. Я и позабыла за восемь лет, что губы бывают разные. Волнующим оказался и вкус сигарет, и виски. Он завел меня и едва не вывернул наизнанку. Я ощутила себя юной и непокорной.
– Что? – спросил Адам.
– Ничего, – хихикнула я. – Ты милый.
Вообще-то, милым он мне не казался. Но что еще сказать, я не знала, а потому закрыла глаза и притянула его к себе. Он просунул язык еще глубже мне в рот, кружа им по часовой стрелке. Что еще за фигня? Он же все испортит. Защищаясь, я выдвинула свой язык, но Адам, похоже, решил, что я завелась и приняла его игру. Продвигаясь глубже и глубже, он почти проник мне в горло. Уже задыхаясь, я просунула между нашими ртами палец, чтобы заставить Адама хоть немного отступить, и сжала губы, направляя его от агрессивности к нежности. Даже тогда можно было остановиться. Открыть глаза и сказать все те слова, что были уже приготовлены. Но почему-то я ничего не сделала.
Черное хлопковое платье терлось о груди. Адам прижимался все сильнее, и я чувствовала его желание. Он начал целовать мое ухо и шею. Наверно, некоторых женщин это заводит, потому что мужчины, особенно молодые, делают это часто. Я помнила, как оно было лет в двадцать с небольшим: шумное дыхание в ухе, липкий след на шее. Теперь такому учит Esquire.com. В голове стучала только одна мысль: ну вот, теперь на моей шее и ухе запах его дыхания, в котором проступила кисловатая нотка: виски, текила и дым соединились в вонючее рагу.
– Пойдем ко мне домой, – прошептал Адам.
– Эм-м, не думаю. Что, если ты убийца?
Он рассмеялся.
– Я не убийца.
– Если ты убийца, ты ведь все равно не признаешься.
– Я совсем-совсем не убийца.
– Ладно, давай пройдем еще немного, а потом будет видно. Может, что-то прояснится.
– Хорошо. Тогда пройдем в направлении моего дома. Или, если хочешь, двинем к тебе?
Я представила, как привожу этого парня в дом Анники. Нет, мне совсем не хотелось, чтобы он знал, где я живу. И уж тем более бывал там.
– Нет, все в порядке. Какой у тебя адрес?
Я достала телефон и набрала такой текст:
иду сюда с незнакомым парнем из интернета
это из-за тебя
если не напишу потом пусть ищут мое тело здесь
Сообщение с адресом ушло Клэр.
Его дом – единственная, до вони пропахшая сигаретами комната. Мини-холодильник, плита, духовка – едва ли не у изножья кровати. Ванная – чуть сбоку от изголовья. На полу – бежевый, от стены до стены, ковер с многочисленными пятнами в районе «кухни». Для человека, заявляющего о желании стать писателем, очень мало книг, из них три Буковски.
– Вообще-то, Буковски, наверно, лучший, – сказал он, заметив, что я смотрю на книги. – Найди что любишь, и пусть оно убьет тебя. Круто.
Я промолчала. Он обнял меня за талию и начал целовать, а потом затащил на грязное клетчатое покрывало и стянул платье.
– Для сорокалетки у тебя потрясное тело.
– Мне тридцать восемь.
– М-м-м. – Он просунул пальцы под трусики и погладил истерзанные войной губы. – Мне нравится твоя киска. Эти волосики…
Я сняла с него штаны. Его член стоял как камень, только розовый и липкий. Желания трогать его не возникло. Я и не стала. Он начал трогать меня, совсем сухую, добавляя мучений моей истерзанной вагине.
– Можно? Можно мне тебя трахнуть? – снова и снова повторял Адам. – Так хочу тебя. Отсосешь?
– Нет, нет. Я не готова.
Наверно, пытаясь завести меня, он всунул два пальца в мою увядающую вагину и принялся возить ими туда-сюда. Губы
