Он знал, что такое спалить коня: много лет назад, незнакомый с этим животным, он погубил нескольких, пока один старый конюх не просветил его. Кйорт еще там, среди льдов и метели, понял, что конь умирает. Что если заставить его идти дальше, он сгорит и все равно умрет. Только не во сне, тихо и спокойно, отдав жизнь морозу, а в страшных мучениях, от крови, хлынувшей в легкие. Бешеная ярость загорелась в глазах ходящего: «Если ты, эдали, заставишь меня сделать то, что я не смог сделать тогда, на вершине, позволив Хигло умереть спокойно, я клянусь Ор-Нагатом, что вытащу тебя голого на снег и брошу там». И тут он понял, что больше не слышит противного, царапающего душу и выковыривающего слезу сипа. Хигло задышал ровно и спокойно. Тихий-тихий вдох. Медленный, спокойный выдох. Кйорт снял рукавицу и провел рукой по храпу коня. Ни слизи, ни мокроты. Хигло спал, что в простонародье называется, «без задних ног». Как жеребенок около матери, не боясь внезапного нападения хищника. И если коню в обычных условиях надо часа два-три, чтобы полностью выспаться, то тут придется следить, чтобы сон на боку длился не больше пяти-шести часов, иначе животное может погибнуть. Но главное, дыхание и глубокий спокойный сон говорили, что каким-то чудом зверовщик смог не спалить коня. Почему он рисковал собой ради Хигло, Кйорт собирался узнать, когда эдали придет в себя, то есть, как он думал, через сутки.
Он тихонько переложил голову коня на настил, поднялся. Сейчас его другу уже ничего не угрожало: тут было достаточно тепло и спокойно. Воды он натопит из свежевыпавшего снега — ведь лошади, да еще в таком состоянии, нужна хорошая, чистая вода, — а ясли полны заготовленного корма. Конечно, сухой корм, предназначенный для яков, не так хорош для коня, но если смешать его с зерном, то вполне сгодится. Ходящий взял два больших деревянных ведра и вышел наружу. Метель все еще лютовала и, обрадованная новой жертве, с голодной яростью набросилась на нее. Кйорт двинулся вдоль стены, набрал в ведра снега и зашел в дом.
Внутри было тихо. Мерцали свечи, да огонь в печи из последних сил цеплялся за последнее полено. Ходящий поставил ведра рядом с дверью у стены, снял кошки и, оставляя после себя лужи тающего снега, подошел к постели. Амарис спала, уткнувшись носом в плечо Арлазара. Кожа зверовщика уже обретала здоровый цвет. Ходящий коснулся пальцами лба эдали: жара не было.
— Atqe, — прошептал он, укрыл обнаженную спину Амарис шкурой и отошел.
Он сделал все, что от него зависело. Хотелось есть и спать. Но Кйорт лишь выпил травяного отвара и припугнул голод ложкой мясного варева. Укладываться спать он не собирался: боялся, что измотанный организм не позволит ему проснуться и Хигло проспит дольше необходимого, что окажется для коня губительным. Ходящий снял одежду: белая грубая рубаха со спины оказалась бурой. Все-таки швы не выдержали. Кйорт оторвал от рубахи кусок ткани и осторожно потянулся им к ране не спине. Приложил. Тряпица тотчас пропиталась кровью.
— Ch`agg, — снова ругнулся ходящий.
Он порылся в сундуках и нашел целый рулон мягкой ткани, явно предназначенной для бинтов. Ножом нарезал полос и соорудил большой тампон. Как получилось, приложил его к ране, крутясь на месте и заглядывая за спину поочередно через левое и правое плечо. Закрепил полосами ткани, обвязавшись ими поперек, и надел новую найденную рубаху. Она оказалась слишком велика и висела на нем, как нижняя сорочка на дивчине в купальне. Кйорт не обратил на это никакого внимания. Собрал испачканные тряпки, вытер ими капли крови с пола и стола, свернул узлом и отправил в печь, посмотрев, как огонь осторожно подобрался к ним, словно обнюхивая, и вдруг сразу накинулся на новую добычу. Ходящий добавил еще одно полено. Затем подошел к столу и взял с него черные ножны. Вытащил аарк. Тот встрепенулся и растопырил когтистую гарду.
— Ну-ну, — прошептал Кйорт.
Кость медленно перелилась в черный шип, а затем сразу в блестящее широкое лезвие. Потом, дрогнув, снова в кость.
— Надо осмотреться.
Йерро поводил мечом по воздуху. Из ниоткуда к нему потянулись серебристые ленточки, слились в одно целое у самого лезвия и затрепетали, поглощаемые широкими порами на клинке.
— Now atqe[3], — одними губами сказал ходящий.
Аарк неслышно ответил: «Eite[4]». Кйорт вернул его в ножны и приставил их к стене у входа. Из нижней части ножен выползли черные корни и впились в дощатый пол. Панцирь покрылся сотней мельчайших дырочек, и из них потянулись нити Нейтрали. Стрельнули в стороны, как иглы дикобраза, и тотчас стали невидимыми: аарк осматривал окрестности. Но не в Мире Немолчания, а со стороны Нейтрали. Его сейчас не беспокоили живые, он опасался других, куда более опасных существ. Кйорт был уверен, что они еще придут. Так всегда случается, когда План распадается. К добыче всегда сползаются паразиты и слетается сонм падальщиков. Так будет и сейчас. Только мертвечина не гниющий в земле олень или барсук, а целый План. И паразиты с падальщиками не черви и не птицы. Буря наверняка погубила множество живых существ поблизости. И они станут пустулами. А за ними, конечно, последуют плющ и бреши. А в бреши снова хлынут иномирные существа. Хорошо, когда плющ прорастает быстро. Он связывает бреши на время. Но если нет…
Нейтраль способна врачевать сама себя, но это как с человеческим телом: с какими-то болезнями и ранами оно способно справиться самостоятельно, для каких-то необходимы швы, лекарства, притирки, припарки, молитвы, а какие-то не излечить. И зараза, постигшая Немолчание, была из последних. Как бубонная чума, как черная оспа, как гангрена. И лучшим лекарем для нее был могильщик — Эллоаро. Теперь же вместо него придут другие. Санитары Нейтрали. Только если после Эллоаро они бы поедали останки, то сейчас накинутся на беспомощное, но все еще живое тело. Это будет агония. Ужасная. Полная кровавой пены, страданий, конвульсий и слез.
Кйорт отогнал тяжелые мысли. Время все еще было. Этот процесс небыстрый. И, скорее всего, для такого Плана, как Немолчание, понадобится несколько местных лет. Время убраться отсюда еще есть. Только не в одиночку. Если уходить, то с
